На этот раз глаза Алисы не вспыхнули. Под проницательным взглядом репортера она, видимо, взяла себя в руки, но прокусила длинный мундштук папиросы, которую держала в зубах.
– Что заставляет вас думать так? – спросила она, бросая в огонь окурок и зажигая другую папиросу, по-моему, вы заблудились где-то в дебрях.
– Он влюблен в нее.
– В кого?
– В леди, которая так своевременно, если не сказать несколько сенсационно, овдовела в прошлую субботу.
– Он не влюблен. Почему? Как вы нелепы сегодня, Джим. Она на тысячу лет старше его.
– Сколько ей лет?
– Сорок два. Мама посылала ей торт в день ее рожденья в прошлом месяце.
– Рошу тридцать четыре. Что значат восемь лет для неподходящей партии наших дней. Не говоря уже о незначительной разнице в годах, она кажется моложе, чем он. И когда женщина так прелестна, как миссис Больфем, так интересна своим проницательным умом и тонким намеком на какую-то тайну…
– Вы сумасшедший, положительно, сумасшедший. Прежде всего у него не было случая узнать, интересна она или нет – если бы это было так, весь Эльсинор звонил бы об этом. И – ах!
– Что?
– Ничего.
– Говорите, что? Это ваше дело доказать, что он невиновен, если вы можете.
– В тот вечер он был в Бруклине. На следующий день я встретила его у Коммеков и слышала, что он это говорил.
– Да, это то, что он старательно говорит каждому. Может быть, он может доказать это, а может быть и нет. Но это всё-таки не то, о чем вы думали.
– Я испугалась, что вы неправильно меня поймете. Но, хорошо, конечно, он может доказать, что был в Бруклине. Случайно я узнала, что в субботу, возвращаясь из клуба, он зашел к Больфемам, но пробыл там несколько минут. Я ушла из клуба вслед за миссис Больфем, так как пробыла там долго и вечером обещала помочь матери. Я приехала на автобусе, из которого вышла на углу улицы Даубарна, чтобы закончить с Гарриет Белл наши обсуждения относительно возможности для миссис Больфем потерять ее влияние в обществе из-за сцены в клубе – немногие из членов согласились бы вторично присутствовать при такой сцене. Кроме того, многие из новых богачек злобствуют на нее за ее влияние и охотно оттеснят ее на задний план. Выйдя из автобуса, я поговорила совсем недолго и быстро пошла к Авеню. Как раз, когда я повернула за угол, я увидала Дуайта Роша, он хлопнул калиткой и почти побежал к дому. Казалось, что он почему-то торопился. Я стояла возле наших ворот, когда он прошел обратно, без сомнения надеясь успеть к поезду 7:10, на Бруклин. Вот.
– Никто не будет счастливее меня, если удастся представить первоклассное алиби для Роша.
– Кто, кроме вас, подозревает его?
– Никто. И насколько это зависит от меня, никто и не будет подозревать. Сказать вам правду, сейчас я так стремлюсь к полному обелению моего друга, как если бы стремился узнать самую большую новость для газеты. Но если это сделал не он, то значит – она. И если в такое время он устремился к ней, значит, он был вне себя, без сомнения, просил ее бежать с ним, добиться развода.
– Какая полнейшая бессмыслица.
– Может быть. Но если это был подходящий случай для нее, я думаю, она не колебалась бы и минуты, чтобы всадить пулю в Больфема. Сама мысль об убийстве, как вы можете себе вообразить, вовсе не так страшна, если есть удобный случай его проделать. Многие из нас когда-нибудь испытывали это побуждение, но трусость или стечение обстоятельств предостерегали нас. Даю слово, что это сделала она. Сначала она предусмотрительно заготовила стакан отравленного лимонада для Больфема, когда он зайдет домой перед отъездом, затем что-то помешало – пока это только предположение – и она нашла более подходящим стрелять и убила.
– Как? Если все это правда, это какой-то дьявол.
– Конечно, нет. Только женщина, доведенная до отчаянья. Одна из тех, кроме того, которая слишком долго сдерживалась. Супружеские ссоры – надежная защита, и я понимаю, почему она допускала его разгул. Но ее побуждения меня не заботят. Для меня довольно поступка. Психология потом, когда буду писать статью в воскресном номере. Но вы видите сами, если не указать на нее и как можно скорее, то укажут на Дуайта Роша.
– Но никто ведь его не подозревает.
– Еще не подозревает, но весь город занят только этим. И так как они почти готовы отбросить мысль о политическом убийстве, так же, как и наемного убийцу и девиц-тангисток, то очередь за правдой, но пока они ее взвалят на надменную голову своего идола, они легко откопают мужчину, который в нее влюблен, хотя и безнадежно, без всякого сомнения. Тогда выплывут тысячи мелочей, которые, наверное, вспомните и вы, без всякого усилия.