Миссис Больфем

И раньше, чем она успела овладеть своими встревоженными чувствами, она пробормотала запинаясь: – О, нет, конечно. Они смеются над этим. Больфем был застрелен – зачем же было употреблять…Вода в пузырек, несомненно, была налита, чтобы его выполоскать, a доктор Анна, по рассеянности, поставила его обратно. Я только потому упомянула имена этих порочных женщин, что они первые пришли мне на память. Во всяком случае, миссис Больфем напоминает нашим приятельницам этих исторических личностей. Нет сомнения, что такое преступление в их среде могло возбудить ту небольшую долю воображения, которая у них еще осталась.

Ее грудь вздымалась под быстрыми ударами сердца, и нежный узел лент двигался под кружевом ее платья – подробность в общей картине, которую он оценил только позднее, – в этот момент он видел только ее расширенные глаза и напряженные мускулы рта и ноздрей. Впервые он оказался заинтересованным женской психологией и так как больше всех прегрешений, ненавидел фальшь, то удивлялся, почему так непоследовательно он восторгался невозможностью разгадать это сложное, маленькое создание и в то же время надеялся – его дыхание было почти столь же прерывисто, как ее, – что она будет продолжать лгать. У него было смутное сознание, что еще более ужасные открытия, чем все прежние доказательства вины, вели к позорному столбу его клиентку. И глубоко в душе была боль и желание остановить крушение своих старых идеалов и вдохнуть в них новые жизненные силы.

– Говорили ли вы Джиму Бродрику, что доктор Анна обвиняет миссис Больфем?

– Конечно, нет. Он перелез бы через забор в первую темную ночь.

– Было ли у вас искушение сказать ему это?

Она отодвинулась еще больше назад и смотрела на него из-под опущенных век. – Искушение? Что? Почему бы стала я… Я не сказала ни ему и никому другому. Это только и имеет значение.

– Вот именно. Я страдаю предосудительным мужским недоверием к способности женщины сохранить секрет. Я должен был бы знать, что вы можете быть исключением. Но Бродрик, – ваш старый друг и сверхъестественно проницателен в деле.

– O!

– Вы не сказали мне, почему вы лично так твердо уверены в преступности моей клиентки. На вас менее, чем на кого-либо, мог повлиять бред тифозной больной – обычные галлюцинации – а также все сентиментальные и романические теории этих недоделанных женщин, посвящающих свой досуг сетованиям на свою полноту, игре в бридж и беготне по Нью-Йорку. Если вы думаете, что миссис Больфем виновна, вы должны иметь определенную причину, быть может доказательство.

Она не могла догадаться, что он только испытывает ее. Она вообразила, что его настойчивость вытекает из предчувствия и желания знать худшее. Наступил час, которого она боялась и желала, и она едва не упустила этот счастливый случай. Последние недели, полные новых впечатлений и работы в Нью-Йорке, бессознательно успокоили ее. С некоторого времени она уже стала сомневаться, могла ли она, в час испытания, изменить старому знамени, но ни на одну минуту она не переставала желать всей силой своей сконцентрированной воли, чтобы он оставил миссис Больфем. И если она иногда торжествовала, что не способна на безнравственный поступок, в другие минуты так же точно чувствовала отвращение к себе. Она говорила себе, что крупный ум жесток. Конечно, не ради забавы, а в случае строго рассчитанной необходимости. У нее было даже подозрение, что это как раз та форма величия, которой обладала миссис Больфем, и это только увеличивало ее презрение к себе самой и наполняло ее новой формой ревности.

Она резко спросила:

– Права ли в своих предположениях Сара Остин: вы влюблены в миссис Больфем?

– Какое это имеет отношение к делу?

– Да, имеет.

– Не думаю, чтобы вы ждали ответа на этот вопрос, но всё-таки могу сказать следующее: пока она моя клиентка и в заточении, мне некогда думать о личных отношениях – о любви, особенно. Мое дело выпутать ее и на это уходит шестнадцать часов из двадцати четырех. Я не должен был бы быть у вас, но отдых, развлечение – обязательны хоть изредка.

– Было бы прелестно, если бы вы за тем и за другим приходили сюда. – Это было сказано вежливо, хотя и не слишком поспешно, и она сочла невозможным улыбнуться.

– Да, охотно, но стану избегать этой темы для наших разговоров. Этот путь не ведет к отдыху. Поэтому, теперь мы должны закончить. Почему вы считаете виновной миссис Больфем?

– Если я докажу это откажетесь ли вы от процесса?

Он колебался и смотрел на нее пристально, сквозь полузакрытые веки.

– Да, – сказал он, наконец. – Тогда я приглашу к ней одного из адвокатов, с которым я вступаю в компанию с Нового года.

Она снова сидела выпрямившись, сжимая руки и стремясь ответить безразличной улыбкой на его пытливый взгляд – Будет ли у вас тогда время чтобы любить ее?

Он снова колебался, хотя и начинал ненавидеть себя. Он чувствовал, будто поймал в западню какую-то прекрасную, дикую жительницу лесов, но какая-то внутренняя неизбежность подстрекала его.

– Вероятно, нет. Теперь вы скажете?

– Вот!