Декка промолчала. Она вообще редко говорила в присутствии родителей, а рядом со слугами или мистером Бутом и того меньше.
– А можно нам в снежную комнату? Пожалуйста-пожалуйста! – затараторила Милли.
– Очень хорошо! – кивнул мистер Ингланд. – Веди нас. Юный Чарльз пойдет со мной. – С этими словами глава семьи вытащил сына из коляски.
Ошеломленная его поступком, я двинулась следом. Мы поднимались вверх, на звук ритмичных ударов. На втором этаже мистер Ингланд распахнул огромные двери, покрытые облупившейся синей краской. Внутри стоял оглушительный шум. Я еще ни разу не видела столь большого помещения: цех простирался на всю длину фабричного здания, потолок поддерживали железные столбы. Пол толстым слоем устилал хлопковый пух, а солнечные лучи, которые лились через высокие окна, освещали поземку из белой пыли, пуха и волокон. Мы словно оказались внутри подушки или даже грозовой тучи, учитывая грохот и беспорядок вокруг. По обеим сторонам узкого прохода громоздились пять станков, на которых с такой скоростью сновали челноки, что у меня закружилась голова. За работой станков следили человек десять, но ткачи то ли не заметили нас, то ли им запретили отвлекаться. Мы прошли дальше – глазеть на рабочих было бы невежливо. Изнывая от неловкости без малыша и коляски, я взяла Декку за руку.
Окна в цеху были закупорены для поддержания влажности, и на стеклах выступили капельки конденсата. Понимая, что голос мистера Ингланда утонул бы в окружающем грохоте, я решила не тревожить его вопросами и молча рассматривала ткацкие станки. В этих невообразимо сложных устройствах нити, будто струны, натягивались на белые валики.
Внезапно я почувствовала на себе чей-то взгляд и, обернувшись, увидела мальчика лет четырнадцати-пятнадцати, который таращился на меня из-под козырька кепки. Он смотрел без тени смущения и не отвел глаз, встретившись с моим взглядом. Я повернулась к мальчишке спиной и пошла дальше.
Дети старались не приближаться к станкам и продвигались гуськом. Самый юный работник, ровесник Декки, в запыленных белых брюках юркнул под станок и исчез с наших глаз. Зев станка открылся и закрылся, потом еще и еще, и наконец мальчик вынырнул из-под машины и вновь встал рядом с ней. Несмотря на пыль и грязь, юноша бегал босиком, и я заметила, что ступни у него почти черные. Рядом работала девушка лет шестнадцати; бедняжка прикрыла рот и закашлялась, сотрясаясь всем телом. Ее волосы свисали до плеч грязными прядями. Спохватившись, что глазею на нее, я стала внимательно рассматривать колесо станка.
Когда мы шли обратно той же дорогой, Декка поскользнулась. К счастью, я все еще держала ее за руку и помогла девочке устоять на ногах. Мистер Ингланд вернул мне Чарли на лестнице. Следуя правилам приличия, я поинтересовалась, сколько же станков имеется на фабрике.
– Девятнадцать, – довольно ответил он. – Когда я стал здесь хозяином, их было шестнадцать. А вы в детстве ходили на работу к отцу?
– Мы жили непосредственно над нашей лавкой, – ответила я, краснея от стыда. – Поэтому всегда знали, что там происходит.
– Чем торговали?
– Начинали с зелени. А сейчас продаем разные бакалейные товары.
– Так ваш отец коммерсант. У нас с ним есть кое-что общее.
Однако эти мужчины жили в разных мирах. Трудно вообразить, как отец в рабочем халате сидит в кабинете мистера Ингланда за массивным столом красного дерева и пачкает грязными руками кремовые листы бумаги. Вечером отец отмывал руки на кухне, и вода в раковине становилась густого коричневого цвета. Я представила его в одежде мистера Ингланда, с бокалом виски в руке, в клубах сигарного дыма, подсвеченного газовыми рожками. Мой отец никогда в жизни не курил и еще до моего рождения стал членом Общества трезвости.
– И как идет торговля? – поинтересовался мистер Ингланд.
– Благодарю вас, сэр, хорошо, – ответила я.
Мы поднялись на третий этаж, почти не отличимый от второго, и мистер Ингланд разговорился с главным мастером, который из вежливости кивнул детям, а меня даже не удостоил взглядом. Я хотела спросить, сколько лет самому младшему работнику фабрики, но после разговора с мистером Бутом решила, что не стоит. Вместо этого я поинтересовалась, откуда привозят хлопок.
– Через Рочдейлский канал[33]
, – ответил мистер Ингланд и, видя мое озадаченное лицо, широко улыбнулся.Я смущенно рассмеялась и усадила Чарли в коляску.
– В наше время мы получаем хлопок из Австралии, – пояснил мистер Ингланд. – А ведь я один из последних производителей хлопковых тканей в здешних краях. Все остальные перешли на шерсть или обрабатывают бомбазин, получая вельвет, саржу, молескин и трип.
Мистер Ингланд потянулся к моей накидке и пропустил ткань между пальцами. Я почувствовала, как у меня участился пульс.
– Это габардин, разновидность саржи. Возможно, ткань произвели в нашей долине, – заметил он.