— Поздравляю мистера Крэддока с великолепной речью. Уверен, его блестящее красноречие, здравомыслие и чувство юмора для всех нас явились сюрпризом. Еще более ценно другое: заключительные слова мистера Крэддока доказали нам, что этот человек имеет сердце — сердце, господа! — и это говорит о многом. Леди и джентльмены, вы хорошо меня знаете. Я немало выступал перед вами с тех пор, как в тысяча восемьсот восемьдесят пятом году избирался в окружной совет, но должен признать, что не сумел бы произнести более пламенной речи нежели та, которую вы только что слышали.
— Ну что вы, конечно, сумели бы, — скромно сказал Эдвард.
— Нет, мистер Крэддок. Заявляю со всей убежденностью: мне вас не превзойти. Снимаю с плеч плащ победителя и передаю его… — В этом месте мистера Бэкота перебил зычный голос хозяина «Свиньи и свистка» (ярого консерватора):
— Троекратное ура настоящему англичанину!
— Правильно, ребята! — подхватил мистер Бэкот, не обидевшись на то, что его бесцеремонно оборвали. — Троекратное ура настоящему англичанину!
Сотни глоток трижды проревели «ура», а затем вновь начали распевать «Он славный и добрый малый». Когда всеобщее возбуждение поутихло, Артур Брандертон поднялся со своего места и призвал продолжить чествования. Объект всех этих восторгов скромно сидел с удовлетворенным видом, воспринимая происходящее как нечто естественное. Собрание завершилось хоровым пением все той же песни «Он славный и добрый малый», а также британского гимна. Члены комитета и близкие друзья Крэддоков проследовали в соседнюю комнату, где для них были накрыты столы с угощением.
Дамы, взяв Эдварда в кольцо, осыпали его поздравлениями. Артур Брандертон подошел к Берте.
— Потрясающая речь, правда? Я и не знал, что он так красноречив. Ей-богу, у меня прямо внутри что-то перевернулось.
Прежде чем Берта успела ответить, в комнату вплыла миссис Мэйстон Райл.
— Где этот человек? — громко воскликнула она. — Где он? Покажите его мне. Мой дорогой мистер Крэддок, ваше выступление было незабываемо! Это я вам говорю.
— И очень изысканно, — сияя глазами, прибавила мисс Хэнкок. — Вы, должно быть, невероятно гордитесь мужем, миссис Крэддок!
— У радикалов нет шансов, — произнес викарий, потирая руки.
— Мистер Крэддок, дайте же мне подойти к вам! — вскричала миссис Брандертон. — Не могу пробиться вот уже двадцать минут. Вы просто растоптали этих гадких радикалов. Я не сдержала слез, так проникновенно вы выступали!
— Что ни говори, — прошептала мисс Гловер на ухо брату, — а в мире нет ничего прекраснее чувств. Мое сердце было готово вырваться из груди!
— Мистер Крэддок, — прогудела миссис Мэйстон Райл, — вы меня от души порадовали! Где ваша супруга? Я хочу выразить ей свое восхищение.
— Это лучшая речь из всех, что мы слышали! — крикнула миссис Брандертон.
— Единственные верные слова, сказанные вами за двадцать лет, миссис Брандертон, — парировала миссис Мэйстон Райл, буравя взглядом мистера Аттхилла Бэкота.
Глава XXVI
Когда лорд Розбери[38]
произносит речь, даже газеты, поддерживающие его партию, публикуют текст выступления от первого до последнего слова, причем в первом лице. Говорят, это предел мечтаний любого самого честолюбивого политика. По достижении сей высшей ступени герою остается лишь достойная смерть и пышное погребение в Вестминстерском аббатстве. Газета «Блэкстебл таймс» удостоила подобной чести Эдварда Крэддока: его дебютная речь была напечатана с бесчисленными «я», выделенными жирным шрифтом. Синтаксис подправили, в нужных местах расставили точки — все, как в выступлениях самых известных ораторов. Эдвард купил дюжину экземпляров и внимательно перечитал свою речь в каждом из них, дабы убедиться в правильном изложении его мыслей и отсутствии опечаток. Он также дал статью Берте и стоял за ее спиной, пока она не прочла все от начала до конца.— Неплохо выглядит, а?
— Замечательно!
— Кстати, какой адрес у тети Полли? Элиот-Мэншнз, дом семьдесят два?
— Да, а что?
Берта удивилась, увидев, как Эдвард заворачивает шесть экземпляров «Блэкстебл таймс» в оберточную бумагу и надписывает адрес.
— Ей будет интересно почитать мою речь. Кроме того, я не хочу ее обижать. Услышит от кого-нибудь о моем выступлении и расстроится, что я не прислал ей текст.
— Не сомневаюсь, тетя жаждет с ним ознакомиться. Но если ты отправишь все шесть экземпляров, у тебя ничего не останется для других.
— Ерунда, принесу еще. Редактор сказал, я могу взять хоть тысячу копий. Пошлю твоей тетушке шесть экземпляров, ей ведь наверняка захочется поделиться со знакомыми.
Ответное письмо мисс Лей пришло почти немедленно.