— Да нет, я даже доволен, потому что до ее возвращения мы можем всласть наговориться. Я ведь прежде вас не видел, поэтому много чего должен сказать.
— Вот как? — расхохоталась Берта. — Обычно молодые люди не отличаются разговорчивостью.
Он выглядел таким юным, что она невольно воспринимала его, как школяра. Джеральд понравился ей своей общительностью. Берта ужасно хотела, чтобы он поделился своими эскападами, но стеснялась спросить об этом.
— Вы проголодались? — поинтересовалась она, вспомнив, что у мальчишек всегда отменный аппетит. — Хотите чаю?
— Я просто умираю с голоду.
Берта налила чай. Взяв в одну руку чашку, а в другую — сразу три сандвича с джемом, юноша удобно устроился на скамеечке подле ее ног.
— Вы никогда не видали моих сестриц, ваших кузин Водри? — с набитым ртом спросил он. — Неряхи и чучела, я их терпеть не могу. Вот уж я расскажу им про вас, они небось позеленеют от зависти.
Берта изогнула бровь.
— Стало быть, вам не нравятся неряхи и чучела?
— Брр! Жена последнего репетитора была страшна, как смерть. Пришлось написать маман, что меня там развращают.
— И она забрала вас домой?
— По забавному совпадению, в тот же день учителишка отписал моему папаше, что выгонит меня взашей, если тот не приедет за мной. В общем, я заплатил ему за уроки, сказал, что его сигары отвратительны, и был таков.
— Не лучше ли вам сесть на стул? — предложила Берта. — Должно быть, на скамейке очень неудобно.
— Ничего подобного. Самое удобное место для сидения после турецкого ковра и обеденного стола — как раз такая маленькая скамеечка. Сидеть на стуле слишком чинно и скучно.
«Джеральд — красивое имя», — подумала Берта.
— Как долго вы пробудете в Лондоне?
— Увы, всего месяц. А потом отправлюсь в Штаты — исправляться и делать деньги.
— Надеюсь, у вас получится.
— Что именно? И то, и другое сразу невозможно. Сперва наживаешь состояние, а потом, если есть время, исправляешься. В любом случае это в миллион раз лучше, чем сушить мозги, слушая бесконечных репетиторов. А больше всего я ненавижу того вояку, что натаскивал меня для поступления в офицерскую школу.
— Вижу, у вас было много преподавателей.
— Да, у меня бурное прошлое. Сейчас неохота рассказывать в подробностях.
— Вряд ли ваш рассказ оказался бы поучительным.
— Отнюдь. Вы узнали бы, как добродетель оказывается растоптанной (речь обо мне) и как торжествует победу порок. Мне чертовски не везет: все вокруг оценивают мои поступки с неправильной точки зрения, будто сговорились. Неудачи просто преследуют меня. Сперва вышвырнули из Регби, можно сказать, ни за что. Я был совсем не против остаться, да и вел себя не хуже остальных. Папаша чехвостил меня шесть недель кряду, орал, что я доведу его до седых волос и до могилы. А поскольку он абсолютно, просто неприлично лыс, я в конце концов не удержался и сказал, что, хотя его седых волос на этом свете уже нет, он вряд ли повторит их судьбу в ближайшее время. В общем, потом он отправил меня к другому репетитору. Этот играл в покер и обобрал меня дочиста, а потом еще написал родителю, что я дерзкий, испорченный щенок, развращающий всех и вся в его доме.
— Не хотите сменить тему?
— Нет, вы дослушайте. В следующем месте, куда меня определил старик, в покер никто играть не умел. Разумеется, я счел, что само провидение посылает мне шанс вернуть утраченное. Я сказал тамошним обитателям: «Не собирайте себе сокровищ на земле» — и за четыре дня облегчил их карманы на тридцать фунтов, но потом один тип — священник, забыл, как его звали, — заявил, что я превращаю его дом в обитель порока и что он ни минуты больше не потерпит моего присутствия. Я убрался восвояси и полгода просидел дома. Чуть не одурел со скуки.
Появление мисс Лей прервало разговор.
— Видите, тетя, мы уже подружились.
— Джеральд мгновенно заводит дружбу со всеми, он у нас очень компанейский молодой человек. Как поживает юный повеса?
— Замечательно, о, прекрасная Белинда, — отозвался Джеральд и бросился на шею мисс Лей, к вящему восторгу и притворному негодованию последней.
— Все никак не угомонишься, — покачала головой она. — А я-то рассчитывала, что ты, аки грешник кающийся, облачишься во власяницу и станешь посыпать голову пеплом, дав обет молчания.
— Милая тетушка, просите меня о чем угодно, но каяться и молчать я просто не могу.
— Ты ведь знаешь, что твоя мать просила меня приглядеть за тобой.
— Я люблю, когда за мной приглядывают. А Берта вам поможет?
— Я пришла к выводу, — продолжила мисс Лей, — что единственный способ удержать тебя от соблазнов — это держать на привязи все вечера подряд, так что ступай домой и переоденься. Я ведь знаю, как ты обожаешь менять наряды.
Тем временем Берта с изумлением обнаружила, что Джеральд буквально пожирает ее взглядом. Не заметить его откровенное восхищение было невозможно.
«Мальчишка сошел с ума», — подумала она, хотя невольно почувствовала себя польщенной.
— Он рассказывал мне какие-то ужасные истории, — после его ухода сообщила Берта тете. — Надеюсь, это не более чем выдумки.