Миссис По

К той, чье имя заключено внутри

Фантазия – для той, чей взор огнистый – тайна!
(При нем нам кажется, что звезды Леды – дым.)
Здесь встретиться дано, как будто бы случайно,
В огне моих стихов, ей с именем своим.
Кто всмотрится в слова, тот обретет в них чудо:
Да, талисман живой! Да, дивный амулет!
Хочу на сердце я его носить! Повсюду
Ищите же! Стихи таят в себе ответ.
О, горе, позабыть хоть слог один. Награда
Тогда потеряна. А между тем дана
Не тайна Гордия: рубить мечом не надо!
Нет! С крайней жаждою вникайте в письмена!
Страница, что теперь твой взор, горящий светом,
Обходит медленно, уже таит в стихах
Три слова сладостных, знакомых всем поэтам,
Поэта имя то, великое в веках!
И пусть обманчивы всегда все буквы (больно
Сознаться), ах, пусть лгут, как Мендес Фердинанд, —
Синоним истины тут звуки!.. Но довольно.
Вам не понять ее – гирлянда из гирлянд.[79]

Я остановилась, с трудом сдерживая выступившие у меня на глазах слезы счастья.

– Ты только что назвал меня гирляндой?

Он крепко поцеловал меня.

– Да. – Прижав свою щеку к моей, он тоже устремил взгляд на листок со стихами. – Ты поняла, в чем тут секрет?

– Эдгар, ты не должен тратить время на стихи с секретом. Тебе же завтра выступать!

Он ткнул пальцем в начало первой строки:

– Что это?

– Буква «Ф», – нахмурившись, сказала я.

– А во второй строке какая вторая буква?

– «Р».

– А в третьей – третья буква?

– «Е».

– Продолжай по тому же принципу. Что получается?

Я пробежала глазами по строкам и засмеялась:

– Мое имя. О, Эдгар! Но как же твое выступление?

Он взял меня за руки.

– Я бы лучше порезвился.

– Я бы тоже, но…

– Тсс, – шепнул он, целуя мои ладони, и продолжил с преувеличенным, насмешливым пафосом: – Мы живем во сне, а то, что происходит сейчас, – это сон во сне.[80] – Он потянулся ко мне и нежно прикусил мочку моего уха. – Теперь никто меня не разбудит. Я собираюсь заняться любовью с ангелом.

Я подавила смешок.

– Я чувствую себя виноватой, отрывая тебя от подготовки к выступлению.

– Я всю жизнь ждал такого неземного счастья. Неужели ты думаешь, что теперь мне есть дело до лягушатников?

– У нас еще будет время. А вот другой возможности выступить в лектории может и не представиться.

Он стянул белую шелковую простыню, открывая мою наготу.

– Я хочу этого? Или угодить лягушатникам? Как ты думаешь, что я выберу?

Мы потянулись друг к другу, и наша игривая нежность скоро переросла в сладостное безумство. В тот день мы не покидали номер еще много часов.

Я не знала, какую цену предстояло нам заплатить за эти райские часы.

* * *

Официант в Тремонт-хаус, пухлогубый, мрачный швейцарец, с приглушенным стуком поставил тарелку на плюшевую скатерть. В людном зале, где клубился дым от сигар и вдоль стен стояли кадки с пальмами, рыдала скрипка.

Эдгар хмуро посмотрел на мое первое блюдо:

– Это голубь?

– Перепел.

– А похоже на странствующего голубя. На юге их едят лишь рабы и бедняки. Мне тоже доводилось.

– Это перепел. – Он не заметил, что именно я заказала, а сам выбрал самые дорогие блюда в меню, не обращая внимания ни на что, кроме цены. Стой самой минуты, как мы встретились с Эдгаром после его выступления в Бостонском лектории, он был погружен в собственные мысли. Предполагалось, что за ужином мы будем праздновать его победу.

Сейчас Эдгар совершенно игнорировал огромный шмат жирного мраморного мяса, поставленный перед ним официантом с таким почтением, будто тот приносил жертву неведомому богу.

– Если бы ты только видела, сколько презрения было на их лицах, – тихо сказал он. – На каждом обращенном ко мне лице. Они уже заранее ненавидели меня, бедного парня с Юга.

Я почувствовала, что мне не следует ничего говорить, и вонзила вилку в беззащитную птичку на стоящей передо мной тарелке. На узорчатый фарфор потек золотистый сок.

Эдгар покачал головой.

– Я должен был прочитать это стихотворение. Оно прекрасно, одно из лучших написанных мною. Но, когда я увидел, как они жаждут моего провала, я просто не смог его прочесть. – Он посмотрел на свой стейк и вдруг бросился на него с ножом и вилкой, словно это был его злейший враг.

Я спокойно спросила:

– И что же ты прочел?

– Я дал им то, чего они хотели. – Он отправил в рот кусок мяса. – Я прочел им «Аль Аарааф».

Я опустила приборы.