– Но на вебсайте «
– Каждый имеет право на собственное мнение. Когда все сказано и сделано, только Господь может судить меня.
Затем Николс сказала, что в США следует серьезно заняться вопросом о домашнем насилии. И спросила, не собирается ли он пожертвовать какую-то часть своих доходов от платных просмотров матча-реванша с Майданой по кабельным каналам на поддержку организаций, которые проводят воспитательную работу по предотвращению случаев домашнего насилия.
– Я сделаю так, чтобы сберечь миллионы долларов для моих детей, потому что я люблю своих детей и забочусь о них, – ответил он.
Что касается Роджерса, то ему пришлось следить за боем Мейвезер – Пакьяо на экране телевизора в отеле «Экскалибур» на другом конце Стрипа, куда транслировалось изображение с видеокамер, расположенных на ринге.
– Многие рассказывали, что атмосфера там, где бой показывают по замкнутым каналам, на самом деле лучше, чем на самой арене. Ведь на арене присутствуют главным образом зажиточные люди и знаменитости, которые вообще-то не имеют привычки вскакивать, подбадривать и кричать, – пояснил он. – А вот в других местах вы оказываетесь в компании нескольких подвыпивших зрителей, которые все это делают.
– На самом деле запрет на аккредитацию, – рассказывал Роджерс, – не помешал мне написать о поединке. Я побывал на взвешивании, пресс-конференция в среду транслировалась по телевидению в прямом эфире, и в любом случае на ней никто ничего не сказал. Я смог получить полный доступ в лагерь Пакьяо. Так что запрет особых беспокойств не доставил.
Дело в том, – продолжал британский журналист, – что я, возможно, выбрал бы другой путь, если бы не тот факт, что он продолжает все отрицать. И это для меня является главным. Я полагаю, что если кто-то отбывает свое наказание и показывает, что испытывает какие-то угрызения совести, то это не означает, что вы не должны об этом упоминать. Но это дает такому человеку чуть больше свободы для выбора, что говорить и делать. У американской общественности невероятная способность прощать. Взгляните на Майкла Вика, игрока в американский футбол, который загубил себя, попавшись на собачьих боях. Никто не думал, что он сможет опять играть, а он после выхода из тюрьмы уже давно продолжает свою спортивную карьеру. Люди могут прощать и прощают. Но они хотят увидеть, что человек испытывает угрызения совести, а Мейвезер никогда не раскаивался. Он не только не проявил угрызений совести, но и лгал. Он своего сына назвал лгунишкой, он назвал свою бывшую жену лгуньей. Он полицейских назвал лгунами. И вообще-то он сказал, что то, в чем он признал свою вину и за что его отправили в тюрьму, на самом деле не происходило. Ну, если этого на самом деле не было, то почему он признал вину в суде и за что он отсидел в тюрьме?
У меня, – делился Роджер, – нет никаких сомнений в том, что это на самом деле произошло. Ноль сомнений. А то, из-за чего все разгорелись и к чему все это пришло, на самом деле значения не имеет. Дело в том, что он допустил жестокость и физическое насилие над женщиной, и это неприемлемо. Так что поднимите руки вверх – и он наплетет вам небылицы. Он мог бы с легкостью сказать: «В прошлом я совершил ошибки, но я научился на них, и теперь я другой человек». Он вышел бы из этой истории в лучшем свете. Но нет, он заартачился. Буду с вами честен, мне не нравится то, как об этом писала американская пресса. Это было представлено как «перебранка с бывшей подругой».
Я, конечно, имею в виду, что это утверждение – не ложь, – продолжал Роджер. – Но на самом деле она – вовсе не бывшая его подружка, она – мать троих из четверых его детей. Она играла заметную роль в его жизни. А перебранка – это когда вы и я насовали друг другу у пивной, а не ворвались в чей-то дом, отходили кого-то кулаками и пинками по голове. Большая разница. Вот почему я написал об этом и продолжаю писать. И еще потому, что до сих пор от него не было слышно ни признания, ни раскаяния.
У Мейвезера постоянный доступ к американским СМИ, – огорчался британец. – Сообщается обо всем, что он говорит. Так что всё, что от него однажды потребовалось бы, взять и сказать: «Я это сделал, простите. Я всегда сожалел об этом. Надеюсь, меня простят за это». И немедленно, в течение нескольких минут, люди стали бы говорить: «О, замечательно, Флойд. Молодец, Флойд. Хорошо, что ты нашел в себе силы». И, по правде говоря, с этого момента мало чего остается, чтобы продолжать писать об этом. Потому что с этого момента каждый знает, что случилось и чем закончилось. И единственное, что дает повод СМИ возвращаться к этому случаю, это его отрицание.
После публикации того первого интервью Роджерс присутствовал на круглых столах, когда журналисты задавали вопросы Мейвезеру, но Флойд ничего не сказал ему напрямую.