Айрин широко улыбается и выходит. По-моему, родителей Дориана не удивляет тот факт, что их сын не даёт о себе знать на протяжении стольких дней. Стало быть, это нормально — он работает, занят круглосуточно. Хотя, может быть, он звонит им? Или Марсель докладывает о том, как Дориан проводит свои дни? Он уж точно в курсе событий. Видя меня в гостиной по вечерам или за ужином, не упускает возможности объявить перед своим ночным уходом: «Я к Дориану», — он произносит это, неизменно: глядя в мои глаза и улыбаясь так нагло, что хочется ему врезать. Однажды, поймав один такой мой уничтожающий взгляд, мистер Теодор Грей напрямую спросил: не хочу ли я тоже съездить к нему? Я думала, что в тот момент сгорю от стыда. Но под силу мне было лишь выдавить: «Нет, у меня много дел, извините». Ох, как нелепо!
А честно: дел, правда, было и есть невпроворот. Уже пять дней мы с миссис Грей приезжаем домой к десяти часам вечера, хотя рабочий и учебный день кончается в семь. Она знает, что я мечтаю о красном дипломе, поэтому помогает мне подтянуть балетную установку, — преподавательница мне досталась ещё та, так что, чтобы заслужить пять, надо сделать всё возможное и невозможное. Айрин так любезно предложила мне помощь, что я не знала, какими словами её можно отблагодарить, что можно сделать для неё. Получив зарплату в театре, я купила ей букет белых тюльпанов, — спасибо Теодору за подсказку, — чем очень сильно обрадовала её. Она старалась, помогая мне, а я в свою очередь отдавалась на полную катушку. Мне совсем не хотелось её подвести, я с ужасом ждала двадцатое мая — начало экзаменов, — только потому, что мне казалось, что времени у меня осталось совсем мало. Конечно, по бальным танцам мне переживать не стоит, в этом я, безусловно, всегда была лучшая, но вот остальные… Перфекционистка во мне хочет плакать. Когда хочется всё сделать идеально, любое неправильное движение кажется концом света.
Поправив свой незамысловатый пучок, я надела кардиган и, взяв сумочку, вышла из гардеробной. Каблучки стучали по паркету, звук отдавался гулким эхом в потолке и стенах. Закрыв ключом дверь в нашу танцевальную студию, — самую светлую и просторную из-за белого напольного покрытия и обилия огромных окон, — я пошла быстрыми шагами в сторону кабинета миссис Грей. Как у меня вообще хватает наглости заставлять её ждать? Я нахмурилась от мысли о своей непунктуальности. А вообще, мне просто нужно меньше думать — тогда всё будет просто прекрасно! Как миссис Грей удаётся быть настолько идеальной, успевать всё? Думать и делать, делать и думать в тандеме, а не по отдельности. Я со злостью выдохнула, спускаясь по многочисленным мраморным ступенькам. Подойдя к нужной двери, я уже было хотела потянуть ручку на себя, как вдруг с замиранием сердца услышала:
— Твой сынок, чёрт бы его разделал!.. Он что, трахает эту вашу Лили? Превратили театр в публичный дом!
Голос Бредли. Затем доносится пронзительный звук пощёчины — такой отчётливый и громкий, что я вздрогнула, укусив костяшку указательного пальца.
— Заткнись, Бредли. Пошёл отсюда к чёрту! — «ничего себе!»
— А вот не пойду… Может, это ты всё придумала, шалавка? Ты мне уже поперёк горла со своими Греями, сука. Что, несчастлива в браке со своим длиннохерым хером? Достал он тебя? Ищешь способы меня привлечь? Но ты же знаешь, Уизли, тебе стоит лишь поманить меня пальчиком, и я явлюсь, чтобы задарить тебя смертельным наслаждением! Или ты соскучилась по моей жёсткости? Не хватает острых ощущений, экстрима? Когда всё есть, скучно, да?! Ты соснёшь мне, дрянь, за то, что ломаешь мне жизнь. Я прикончу тебя, выдую весь воздух, как из резиновой бабы! — я сморщилась от страха и дрожи вдоль тела. Раздался треск мебели, потом крик Айрин, которого я не выдержала.
Как сумасшедшая я помчалась к лифту. Не дождавшись его, точно от удара молнии вздрогнув, стремительно начала слетать по ступенькам, перепрыгивая через две, а то и через три. «Только бы не упасть, только б не упасть», — шептала себе я. На босоножках с шестнадцатисантиметровыми каблуками это было сродни суициду, но миссис Грей сейчас в ещё большей опасности. Всё внутри меня горело от тревоги и бега, даже свежий майский воздух не мог загасить мой пыл. Но какого было моё облегчение, когда я увидела выбегающего мне навстречу Теодора Грея. Я вцепилась в его локти, сжала ткань пиджака, когда он протянул ко мне руки:
— Что?! Что случилось?!
— Мистер Грей, там мой режиссёр… Бредли Ривз, он… Айрин!
Эти глаза нужно было видеть. Глаза мужчины любящего, чья главная драгоценность сейчас подвержена опасности… О, Господи. Всё будет хорошо. Всё будет хорошо! Теодор Грей усадил меня на капот машины, как тряпичную куклу, оторвав в мгновение ока от пола, пока я всё ещё давилась воздухом, не в силах протестовать. Ткнув в меня пальцем, он прорычал:
— Жди здесь, — и со скоростью Бэтмена помчался к академии.