Мистер Джиттерс

– Мне показалось, это его лучший фильм, – отвечает другой голос. На этот раз Кора. – Кроме концовки. Она… как бы это сказать… не стыкуется со всей остальной историей. И как бы… В чем вообще фишка? Понимаешь, да?

Хотя «Клетка Синье» и не имела большого успеха в прокате, многие критики были в восторге. Это история о парне, который хотел прославиться как художник-сюрреалист в Лондоне 1920-х годов, когда мир искусства буквально сходил с ума от обилия талантливых молодых людей. Синье нанимает юную неудачливую актрису в качестве натурщицы, но постоянные разочарования повергают его в депрессию, и он запирает актрису в клетке в своей квартире. Постепенно отрезая части ее тела, он пишет серию полотен, изображающих ее трансформацию, пока она наконец не умирает. В конце фильма Синье, конечно же, становится знаменитым художником и покупает огромный особняк с вольером для птиц, в котором он размещает несколько к леток высотой в человеческий рост.

Но на самом деле у этой истории другой конец. Изувеченная и истекающая кровью женщина все же должна была выбраться из клетки и отомстить художнику, убив его перед толпой во время открытия выставки. Я знаю это, потому что «Клетку Синье» сняли по моему рассказу. Он совсем небольшой, но показался мне достаточно хорошим, чтобы оставить его на письменном столе Нолана.

В моей версии повествование шло от лица актрисы, Эванджелин. Я вложила в нее все, что могла, наделила остроумной речью и ироничным характером, и она осталась верна себе, даже несмотря на то, что герой-мужчина попытался изменить ее против воли. Эванджелин ожила для меня на страницах рассказа, и мне не терпелось поделиться своей историей с Ноланом. Но он так и не обсудил ее со мной. На протяжении нескольких недель я еле сдерживалась, чтобы не спросить, прочитал ли он мой рассказ. Но потом я узнала, что он работает над новым проектом, сюжет которого подозрительно напоминает мою историю (мою историю!), и чуть не лопнула от счастья. Правда, чуть позже выяснилось, что он внес в текст свои правки.

Впервые в жизни я вбежала в кабинет Нолана без стука. Я спросила, с какой стати он изменил сюжет таким образом, что повествование шло от лица Синье, и даже не посоветовался со мной.

– А разве это твоя история? Я думал, мне прислал кто-то из агентов.

Нолан – отличный лжец, но сейчас он даже не попытался придумать что-то правдоподобное.

– А что касается повествования, я думаю, зрители уже повидали достаточно бешеных женщин на своем веку. Разве нет?

Я пропустила его слова мимо ушей – вынужденно, потому что не хотела, чтобы он посмеялся надо мной и назвал истеричкой.

– А концовку-то зачем изменил? – не унималась я, несмотря на его предостерегающий взгляд. – Синье не должен был так просто отделаться!

Нолан расхохотался:

– Спустись с небес на землю, Лола. Твоя концовка очень слабая. Банальное клише. Очередная версия «Кэрри»[8].

Конечно, он был прав. Он всегда прав.

– Мой «Синье» показывает, что великое искусство важнее морали, – сказал Нолан и подмигнул.

Подмигивание – это так странно: оно переводит все в шутку, даже если шутят над тобой. Ненавижу подмигивания.

– Серьезно, Лола. Не расстраивайся. Тебе должно быть приятно, что ты внесла свой маленький вклад в создание такого великолепного фильма. Ты ведь всегда этого хотела – быть частью моей работы?

Я не могла решить, стоит ли злиться на него из-за того, что он переиначил мой текст на свой лад, или благодарить за то, что он усовершенствовал мою идею. И у нас наконец появилось что-то наше… Хотя он, наверное, считает это своим.

Это была моя последняя история. Я не пережила бы подобное разочарование еще раз.

Комментарий Коры по поводу концовки фильма, возможно, немного реабилитировал меня в собственных глазах. Но вместе с тем я ощутила жгучее чувство вины. Нолан – гений. И мнение каких-то левых подростков, критикующих его режиссерские решения, не заслуживает внимания.

– Как тебе его дочка? – спрашивает девушка – по-видимому, Джесс.

Я не знаю, почему мне так хочется услышать ответ, но замираю в ожидании.

– Лола? – Кора делает небольшую паузу, как будто действительно обдумывает свои слова. – Вообще она мне понравилась. Производит впечатление человека, с которым было бы интересно пообщаться.

– Ага, интересно, – добавляет Фэй, но, судя по ее тону, она подразумевает под этим словом нечто отрицательное в отличие от Коры. – Она разоделась точь-в-точь как ее мать.

Мне хочется подойти и поправить ее. Я не одевалась как Лорелея – я оделась как Пташка. Здесь есть большая разница. Нолан никогда бы не оценил, если бы я захотела выглядеть как моя мать. А вот оммаж Пташке он бы, пожалуй, одобрил. В любом случае выходить к ним я не буду. Останусь в укрытии.

– Мне кажется, она всего лишь пытается вписаться, – говорит Кора. – Просто она не знает, что вписываться сюда – не лучшая идея.