Мистер Эндерби изнутри

Двое мужчин наклонились над Роуклиффом, и Эндерби выпал шанс бросить на город интимный, не туристический взгляд: у одного мужчины была перхоть, у другого на шее шрам от ожога. Роуклифф открыл один глаз и сказал очень четко:

— Не верьте ему. Он шпион, притворяется, будто медовый месяц проводит. Напоил меня, штобы выведать гошударшственные шекреты. Рашкрыт жаговор по швержению итальяншкого правительштва. Бомбы шпрятаны на Форуме Траяна и в темпио ди Вешта[70].

— Мою жену оставьте в покое, — предупредил Эндерби.

— А, жену, — сказал один мужчина. — Capito[71].

Все разъяснилось. Обманутый муж Эндерби свалил Роуклиффа гневным справедливым ударом. Дело чести. Роуклифф захрапел. Двое мужчин ушли к себе в вестибюль искать для него такси. Данте вопросительно взглянул на Эндерби:

— «Стрега»?

— Si[72], — сказал Эндерби. Подписал счет и сосчитал количество других подписанных счетов, все за «Стрегу». Поразительно. Надо поосторожнее, не все на свете деньги у него в кармане. Но разумеется, рассуждал Эндерби, после медового месяца он начнет зарабатывать. Капитал для того существует, чтоб его тратить, говорит Веста.

Роуклифф перестал храпеть, чмокнул губами и объявил:

— Ты сотворил надо мною неправое дело, о Эндерби. — Глаза не открыл. — Я зла не желал. Просто хотел должным образом увенчать твою брачную ночь. — И издал громкий храп. Вошел шофер такси с квадратными усами прямо под носом, снисходительно покачал головой и стал поднимать Роуклиффа за плечи. Явились штатные служащие отеля, включая мелкую сошку в некогда белых куртках, Данте встал в позу за стойкой. Все ждали, чтоб Эндерби взял Роуклиффа за ноги.

— Знаю, — сказал Эндерби, — я inglese, и он inglese, на том дело, черт побери, и кончается. Я его не выношу, понимаете? Iо, — сказал он, мучительно составляя фразу, — non voglio aiutare[73]. — Все улыбнулись, решив показать, что ценят старания англичанина использовать их прекрасный язык, но смысл проигнорировали, возможно, отлично наученные храпевшим Роуклиффом. — Не буду помогать, — повторил Эндерби, хватая Роуклиффа за ноги. (В левой подметке была дыра.) — Разве так проводят проклятый медовый месяц, — сказал Эндерби, помогая, весьма неуклюже, нести Роуклиффа к выходу. — Особенно в Риме. — И пока он шел, пыхтя, высокопоставленные представители отеля глубоко кланялись или мягко кивали с улыбками.

Виа Национале огненно пылала солнцем, блистала людьми. Пульсировало ожидавшее у бровки тротуара такси, Эндерби с шофером потели, прокладывая себе путь, Роуклифф все храпел. Какой-то нищенствующий монах загромыхал своим ящиком перед Эндерби.

— Катись, — сказал Эндерби.

Американец — не из сортира — нацелил аппарат, чтобы щелкнуть.

— Катись, — рявкнул измученный Эндерби.

Шофер поднял колено в поддержку храпевшего тела, освободил руку, открыл пассажирскую дверцу. Роуклиффа впихнули, свалили тюком, как стирку за полгода.

— Всё, — сказал Эндерби. — Дальше сами.

— Dove[74]? — спросил таксист.

— О Господи, да, куда? — И, по-прежнему пыхтя, грубо тряся неподвижного Роуклиффа, Эндерби принялся громко кричать: — Где ты живешь, гад? Давай, говори, где.

Роуклифф очнулся с ошеломляющей резкостью, будто просто прикидывался отключившимся, чтоб его донесли до такси. Голубые глаза, вполне ясные, бросали на Эндерби отблески римского неба.

— Тибр, Отец-Тибр, — молвил он, — которому молятся римляне. Виа Манчини у понте[75] Маттеотти.

Шофер с легкостью это усвоил.

— О мир, о жизнь, о время, — продекламировал Роуклифф. — Здесь покоится тот, чье имя не на воде написано. Во всех антологиях. — И вернулся к тяжелому сну, храпя громче прежнего. Эндерби поколебался, потом сделал то, чего от него, видно, ждал весь ждавший мир: грубо толкнул Роуклиффа и занял место рядом. Тронулись. Шофер прогудел по виа Национале, резко свернул на виа Четвертого Ноября. Когда мчались на север по виа дель Корсо, Роуклифф вновь вполне ожил, степенно сел и сказал:

— Найдется у вас, дорогой Эндерби, такая вещь, как сигарета? Предпочтительно английская.

— Пришли в себя? — спросил Эндерби. — Может, я вот тут выйду, а вы сами домой доедете?

— Вон там слева, — указал Роуклифф, — увидите Пантеон, если хорошенько присмотритесь. А вон там, — рука его метнулась вправо, стукнув Эндерби, — вниз по скромной улице, в самом конце, фонтан Треви. Бросьте туда монетку, вас сфотографируют зазывалы в беретах. Будьте другом, дайте сигарету. — Эндерби протянул последнюю помятую «Сениор Сервис». Не поблагодарив, Роуклифф взял ее, прикурил твердокаменными руками. — Теперь, Эндерби, мы подъезжаем к пьяцца Колонна. Вон сама колонна, а наверху, видите, Марк Аврелий.

— Могу тут выйти, — предложил Эндерби, — и вернуться в отель. Понимаете, жена моя совсем плоха.