Мистер Фермер. Между Адом и Раем!

— Он отказывается уходить. Ещё не тёмный, но и не светлый, дух его заперт в неразложившемся теле, он жаждет жизни, жаждет отмщения и битвы. — Слова Облачка отозвались неподдельным, выросшим любопытством у больных и раненых. Даже те, кто с трудом мог говорить и двигаться, из последних сил, кряхтя, приподнялись, либо просили что бы их подняли, что бы поглядеть в нашу сторону. Для большинства, живых, смерть являлась концом, и даже существование Слуг не могло их переубедить в обратном. Сейчас, большая часть из них, находилась на пороге смерти, как никогда до этого, думала и беспокоилась за то, что будет за последней чертой.

— Я могу чем-то ему помочь? — Спрашиваю я Облачко, и демонёнок предлагает мне присесть рядом. Сажусь, после чего Облачко, взяв мою руку, направляя её, кладёт на лоб усопшего.

— Обратимся к покойнику, вместе. — Говорит Облачко, и всё, весь мир вокруг внезапно изменяется. Реальность треснула на пополам, исчезли деревянные срубы стен, больничная палата и тишина, царившая в ней, растворилась в гуле марширующих по камням сапог. Стройными рядами, в сияющих доспехах, у Врат солнца, топталось войско, а напротив его, стояли мы: демонёнок, я и… усопший. Марш прекратился, мгновение тишины разорвал командирский выкрик.

— Слава погибшему собрату! — Воскликнул басистый голос существа, чем-то напоминавшего Волколака.

— Слава, слава, слава! — Отозвались тысячей голосов его братья.

Оглядевшись, понимаю, что за вратами, высокими стенами и такими же, невероятно высокими башнями, находится знакомый мне хребет с Перевалом Волчья пасть, и, следующие за ним, пустынные пески. Всё это — стены Нового Вавилона, а сзади… Обернувшись, позади нас вижу тьму. Мир, пространство, в котором мы оказались, разделено на то, что впереди, и абсолютную пустоту сзади. Тьма медленно и верно надвигалась, сантиметр за сантиметром она разрушала стоявшие рядом дома, улицы, и даже само небо, превращая всё в чёрную, непроглядную стену из тьмы.

— Я не хочу во тьму. — Слышится голос бойца, что сейчас, в пространстве, созданном из его воспоминаний и мечтаний, доживал свои последние дни. Сделать шаг в мир, что не принадлежал мне, оказалось сложно, но я смог. Дабы воин не оглядывался, не смотрел на тот надвигающийся со спины ужас, становлюсь спереди, между ним и строем. Видя меня, солдат в прикрывающем лицо золотом шлеме, и таком же доспехе, с белым как снег плащом, произносит: — Я хочу сражаться, хочу прославлять имя своего рода, своего генерала, императрицы и бога, я жажду битвы, жажду служить! Не хочу умирать… не так, не такой смертью, не в постели, прошу, позвольте мне остаться, позвольте увидеть победу, ради которой все мы погибли. — Указав рукой на войско позади меня, произнес солдат. Значит, все те, кто его приветствовал… уже мертвы.

— Облачко, что я должен сделать, как он хочет, чтобы я помог? — Обращаясь к демонёнку, внезапно понимаю, что не ощущаю её присутствия. Так и есть, моя спутница исчезла, растворилась, и тысяча воинов-братьев растворилась вместе с ней, оставив меня один на один с солдатом и тьмой, наступающей на нас. — Я бы с радостью помог тебе, но не знаю как…

— Ложь. — Внезапно отозвался воин.

— Это правда.

— Ложь! — Светлый доспех его начал мрачнеть, а белый плащ покрываться красными пятнами. — Демон, пришедший с той стороны, служащий вам, тому доказательство. Позовите меня, взовите… к нам. — Мир вновь дрогнул, и вот, я уже стою не перед одним, спрятавшим лицо воином, а перед целой шеренгой. Сотни таких же, как он, слева, столько же справа. Все как один, единое целое, в один голос, требуют призыва… того, чего я не умею. Ещё никогда я не извлекал лично трупную тень, неуспокоившуюся душу, всегда это делали другие.

Воин впереди стоящий скидывает с себя нагрудник, достаёт клинок, а после, вспарывает грудь, от горла и до бедра. Бросив клинок, руками он берется за разрезанную плоть, раздвигая ту в стороны, вновь требуя какого-то «призыва».

— Возьми моё сердце, взови к нам, ибо все мы смерти, забвению, предпочтём вечную службу тебе! — Могильным голосом проговорил воин. Кровь ручьём побежала из вспоротой грудной клетки. Сре‌ди органов, вывалившихся кишок и оголившихся рёбер, внутри его, возле сердца, что-то блестело, переливаясь разными красками, сияло. Возможно, это и была его душа.

— Ты можешь умереть, исчезнуть. — Предупреждаю солдата я, но он даже не шелохнулся.

— О чём вы, Матвеем, мы и так уже мертвы. — Отпустив плоть, хватает меня за руку, а после притягивает к себе солдат.

Сквозь омерзение, вонь и влагу, исполняю его просьбу, касаюсь того, что жжётся и вспышкой яркой возвращает меня в прежний мир.

Головокружение, приступы тошноты, резь в глазах, а так же звуки охов и ахов сопровождают моё сознание до полного восстановления, осознания, что в руке моей не сгусток темных чар, как было с трупными тенями, а незапечатанная, серая, свободно передвигающаяся по моей руке масса.