— Айрин, я, — он выдохнул, его мутные голубые озёра потемнели, — Ты не отвечала на СМС-ки, и я что только себе уже не нарисовал. Пожалуйста, не делай так больше, — в его глазах было такое беспокойство, что я даже застыдилась.
— Хорошо, не буду, обещаю, — тихо сказала я, — Ты хочешь поговорить?
— Да, — мягче сказал он, — Но когда я взял тебя на руки, а после понял, что под этим эротичным халатиком ничего нет, то хаотично растерял все мысли.
Я чувствую, что краснею и широко улыбаюсь.
— Тед, ты такой Тед, — вздыхаю я.
— Красноречиво, мисс Уизли, — шепчет он и снова целует меня. Моё тело, каждая жила и каждая кость — становятся мягкими и упругими.
— Айрин, я кое-что вспомнил из того, что хотел сказать, — пробормотал Тед, — Когда я ехал за тобой, я был полон радужных надежд. Я был уверен, что мы — не знаю как —, но обязательно будем вместе. Я и представить не мог, что… что всё будет настолько прекрасно. Я думаю, что ты должна знать: основная часть моих мыслей носит имя «Айрин». Знай, что я задаюсь вопросом: есть ли кто-либо счастливее меня, когда я с тобой? С тобой мой мир другой, Айрин, и я хочу быть в этом мире всегда, рядом с тобой и только. Кажется, прошла вечность за этот час, пока мы были вдали друг от друга. Прошёл час, а я уже устал. Очень устал. До бессилия в каждой мышце. Обними меня, умоляю, — попросил он, и я, едва дыша от волнения, от его слов, которые выносили меня в поднебесье, села на колени на кровати и крепко обняла его сильные плечи, которые поникли и требовали моей ласки — сейчас и немедленно.
— Ты тоже нужен мне, — сказала я тихо, — И больше ничего не надо.
— Я останусь у тебя сегодня, — прошептал он в мои волосы, — И плевать, что мне за это будет.
========== The first half ==========
Теодор
Воскресным утром я проснулся гораздо раньше Айрин. Ночь мы провели аналогично той, что и в доме её бабушки. Немного странно, и, кажется вошло у нас в традицию — заниматься нашим своеобразным сексом во всех местах, кроме кровати, а кровать использовать по её прямому назначению. Включив iPhone, я был искренне счастлив, что вчера ночью его отключил. Фиби. Она и до мёртвого дозвониться. 16 пропущенных от неё, 3 от мамы, и, от отца, естественно ничего.
Около часа я сидел на кровати, и ждал пробуждения Айрин. Но ничего подобного не было. Только приоткрытые губы иногда слегка сжимались, а длинные ресницы подрагивали. Моя красивая девочка, если бы это было в моих силах, мы бы не расставались сейчас. В такие моменты, люди, склонные размышлять, предались бы этому занятию. Как и я в том числе. Я начал думать о будущем… Нашем будущем.
А что, если мы поступим учиться в один город? Я сниму нам квартиру, чтобы ей не приходилось жить в какой-то грязной общаге, с пьющими уродами и шлюшками-наркоманками. Мы бы каждое утро просыпались вместе, после университетских пар встречались и шли в какое-нибудь кафе, рассказывая друг другу о проведённом дне. Радовались бы друг за друга за каждую сданную сессию, а на каникулы…иногда ездили домой, а иногда поближе к морю или в горы. Это было бы просто прекрасно! Жизнь с ней. Я хотел поделиться своими мыслями с Айрин, я уверен, она бы разделила мою идею, но она спала. Крепко. Она устала. А мне нужно было ехать.
Я понимал, к своему глубочайшему сожалению, что расстроил маму и Фиби, а Кристиана, наверняка, разозлил. Найдя лист бумаги на столе Айрин, я оставил записку с простым и честным текстом:
«Ты самое важное. Остальное не в счёт»
Я оделся, умылся, аккуратно и беззвучно открыл окно, в которое забирался несколько раз. Мысленно благословив себя, я начал выбираться из комнаты моей девочки от которой хочу всего: любви, девственности, жизни. Всего. Я хочу от неё всего.
Утро в Сиэтле имеет свою смутную прелесть. Хоть весной оно бесцветно, оно свежо и у каждого здания есть преимущество покорить своими красками, которые бросаются в глаза на фоне серого и пустого неба, пронизывающего всё вокруг свежим прохладным воздухом, который, порой, трудно вдыхать.
Через пятнадцать минут езды в машине, в которой каждый сантиметр, звук и запах напоминал Айрин, я припарковался в нашем гараже. Когда я зашёл в дом, было почти десять утра; встречать меня никто не вышел, и я даже не был удивлён. Прошагав через холл в глубокой тишине, я очутился в гостиной. Отец сидел здесь один на диване, закинув ногу на ногу, и читал Таймс. Когда я вошёл, он даже не взглянул на меня.
Даже не забавляет — вот, насколько всё прискорбно.
— Привет, — поздоровался я.
— Да ты что? — сразу же спросил он, кинув то, чем был «увлечён» на журнальный столик.
Его убивающие глаза метнулись в мои, он встал. Как всегда: безукоризненный костюм, равнодушное лицо, за которым он пытается успешно скрыть съедающее его изнутри раздражение, и изнуряющий металлический взгляд серых глаз.