Мистер Грей младший (СИ)

Я кивнула. Сердце моё то сжималось, то занимало всё пространство в груди… Я не могла поверить в то, что вижу, слышу его и чувствую рядом. Воссоединение с ним — это не просто встреча после долгого и мучительного расставания — это нечто, пришедшее ко мне свыше и дарящее истинный смысл жизни. Возможность любить, быть любимой, дарить счастье своим родным и близким — вот единственное благо. Я хочу быть для него покорной, верной, той женой — о которых сейчас лишь слагают легенды. Я так долго ждала мгновения нашей встречи… Да, именно, ждала — в глубине души я всегда верила, что мы увидимся в другом мире. Но эта встреча произошла здесь. В этой жизни. А значит — всё возможно. Даже невозможное — возможно.

— Я верю тебе, — прошептала я, — И верю в тебя.

Адам обнял меня, зарываясь носом в мои волосы и тяжело дыша.

— Как же трудно отпускать тебя сейчас, — прошептал он мне на ухо.

— Мы увидимся вечером, — мягко сказала я, — И завтра. И послезавтра.

— И на следующий день…

— И через неделю, — шепчу я.

— Всю оставшуюся жизнь я буду видеть тебя.

— А я тебя…

Объятия стали такими крепкими, что дыхание во мне разламывалось. И все люди, проходящие по стерильным коридором больницы, могли видеть эту картину: девушку в свободном, старом платье-макси, вцепившуюся в выхоленного красавца в безупречном костюме — намертво… И этого красавца, держащего свою серую мышку, как спасательный круг. Это было лёгкое помешательство, поделённое на нас двоих и, в тоже время, умноженное надвое. Я поняла, что теперь — верую в Бога каждой частичкой души… Теми частями, в которых была боль и скорбь. Я поверила в счастье, в любовь, обретая настоящий сердечный покой и неизгладимый душевный свет, которого хватит на каждого человека на этой планете.

— Мисс Грей, — тактично кашлянув, оторвала меня от Адама медсестра, — Время не ждёт. У мистера Кристиана Грея скоро, опять, процедуры.

— Я иду, — произнесла я, начав медленно отстраняться от своего любимого мужчины.

Мои пальцы и руки медленно выскальзывали из его, а он смотрел мне в глаза… Это была мучительно счастливая минута — неповторимая, неописуемая, не похожая ни на что, что случалось со мной раньше.

— До вечера, — прошептал он.

— До вечера, — эхом вторила я.

А после, на ватных ногах, пошла вслед за медсестрой.

Меня завели в чистую и уютную одиночную палату, находящуюся этажом выше. Волнение сдавливало мою грудь. Я покинула дом не прощаясь, не говоря никому ни слова, и только письмо игуменьи позволило им знать, что я жива, здорова и… нахожусь в монастыре. Я так хотела, чтобы его осчастливила новость моего появления, а не разгневала. Я боялась. Задержав дыхание, я вошла…

Отец стоял у окна, спиной к дверям — спиной ко мне. Вместо больничного одеяния, он был одет в свежую рубашку с монограммой его имени на воротнике, в дорогие фирменные брюки. Это было странно — но страх растворился. Я почувствовала, что меня ждали. Папа меня ждал. Я неслышно подошла к нему и положила руку на плечо. Он обернулся… Серые глаза смотрели на меня сверху вниз, чуть прищуриваясь. Не прошло и трёх секунд, как он обнял меня. Ласково и мягко, как обнимал всегда. Слёзы полились из моих глаз. На мгновение, я почувствовала себя той самой маленькой девочкой, которая всегда бежала к папе, когда что-то не вязалось и не давало мне покоя. Я помню, что каждый раз, когда он сжимал меня в своих руках — я чувствовала себя сильной. Он давал мне толчок. В монастыре меня научили понимать, что отец и мать — святыня. И сейчас, я ощущала это. Я ощущала эти божественные волны защищённости…

Когда я открыла залитые слезами глаза — я увидела, как слева от нас — за окном, открывающим вид на больничный коридор, стоял Адам. Он смотрел на нас с ревностью, которую выдавали его сдвинутые брови и легонько сжатые губы. Я отстранилась от отца, вытерла глаза и посмотрела на папу. Желваки играли на его лице от волнения. Седина сияющими нитями пробралась в медные волосы, тонкие морщины легли на лоб, но он улыбнулся.

— Я так рад, что ты вернулась, — проговорил отец, — Ты надолго, надеюсь?

Я посмотрела на Адама, стоящего за начищенным стеклом.

— Навсегда, папа, — прошептала я, — Ко мне вернулся…

Адам отрицательно закачал головой. И коснулся указательным пальцем губ, ровно перечёркивая их. Он всё слышит.

— Ко мне вернулся смысл жизни, — закончила я, — Я обрела его, как новый день обретает солнце, а певцы голос после того, как его сорвали. Легко. Неожиданно. Стремительно. Я поняла, что главное в жизни — это любовь. Это самое честное чувство в мире. Я знаю, что нужна здесь… И я хочу сказать, что благодарна тебе, папа, — я всхлипнула, поднимая глаза к потолку, чтобы слёзы закатились обратно, — Благодарна, потому что… Тот, кто не пробовал горького — не оценит вкус сладкого. Тот, кто не видел горя, не поймёт счастья. Я счастлива теперь, папа.

— Значит, я тоже счастлив, — проговорил он искренно.

Он прижал меня к себе, поцеловал в макушку.

— Клянусь, я больше ничего не буду решать за тебя. Ты счастлива, а значит — я счастлив… Ты… скажешь мне, кто он?

— Кто? — растерянно шепнула я.