Мистер Грей младший (СИ)

— Прости, — шепнула я, — Когда я узнала, что ты погиб, жизнь потеряла для меня цвет. Внутри я понимала, что не могу обвинять отца, ведь он не взрывал этот самолёт, не толкнул тебя под поезд, не вонзил нож тебе в грудь… Ведь он победил тогда не потому, что он такой сильный, а потому, что мы были слишком слабые. И я ушла в монастырь не потому, что хотела туда, а потому, что не могла остаться здесь. Теперь, я точно знаю — молодых людей гонит туда не отчаяние, а отсутствие желаний. Всё для меня тогда стало одним цветом — кофе и молоко, утро и вечер, бело е и чёрное. А этот цвет — серый. Всё мне стало до омерзения безразлично. Какая разница, где просыпаться, если утром некуда идти? Не имеет значения, с кем ужинаешь и что, любые тексты для тебя — пустая болтовня… Всё превратилось в постыдное нежелание жить… И вот, однажды, перед отъездом в Сенанк, я встретилась с Эвой, чтобы попрощаться… Мы сидели в кафе, расположенном прямо на улице, пили кофе… Она отговаривала меня, а я… Я смотрела позади неё, даже не слыша того, что она говорит, — картинка восстала в моих глазах, и я немного прищурилась, — И вдруг, я увидела, как на этой серой улице, все обычно пресные и безжизненные люди обернулись в одну сторону. И мне, представляешь, стало интересно. Впервые за несколько месяцев во мне проснулось… любопытство. Мне стало безумно интересно, что могло всколыхнуть эту инертную толпу… И это была женщина, от которой исходило счастье. Я никогда не видела настолько счастливой женщины, Адам, — слёзы закололи в моих глазах, и я посмотрела в вечернее лиловое небо, — Она шла так, как будто, этот асфальт, это кафе, да и вся эта улица принадлежали ей…. От неё исходило счастье, а это самое редкое, что может излучать человек. Если бы такая женщина подошла к лужайке монастыря, её бы выгнали, чтобы она не смущала своим видом тех, кто только ищет место своей душе… Она улыбалась кому-то, кто шёл ей на встречу. Я предположила, что она идёт на свидание, и даже попробовала представить этого мужчину, но… Но когда я обернулась, я увидела как из дорогой чёрной машины выпустили чудную, маленькую девочку лет пяти, вероятно — её дочь… Кудрявая малышка бежала ей навстречу, они улыбались друг другу, как будто никого другого для них не существовало. Это были два настоящих и живых человека, на фоне декораций, в виде людей… На фоне этой серой, вязкой толпы. И в этот день я подумала, что никогда не решусь надеть то, что было на этой прекрасной незнакомке…. Я боялась привлечь к себе внимание, мне хотелось слиться с массой… Надеть серый бесформенный свитер и джинсы, чтобы только меня не видели, не замечали… Не подозревали о том, что я существую. И тогда же у меня промелькнула мысль — только если я буду абсолютно счастлива и духовно здорова, я смогу надеть такое платье… Мне казалось тогда, что этому не бывать, но я ошибалась. Поэтому, мне хватило и часа, чтобы создать такой образ. Сейчас, я выгляжу почти точь-в-точь, как та незнакомка… Фасон разный, но палитра — одна.

Голос Адама сначала дрогнул, когда он попытался шутить:

— Только тебе навстречу бежала не кудрявая девочка, а стоял кудрявый мальчик.

Я засмеялась, кладя голову ему на плечо. Он снял солнечные очки и, глядя своими тёплыми глазами в мои, проговорил:

— Не волнуйся, дорогая. Не пройдёт и пяти лет, как тебе навстречу будет бежать целый маленький отрядик. Обещаю, крошка.

Он взял мои дрожащие пальцы и поцеловал руку. А я коснулась свободной рукой его волос, нежно провела по ним. Погладила его так, как гладят маленьких детей. Моё счастье. Адам.

Он открыл предо мной дверцу машины и сердце моё замерло. Восхищённый вздох сорвался с губ. Весь салон был усыпан кроваво-красными и бордовыми гладиолусами.

— Я помню, что ты любишь розы, но… Я боюсь, что они уколют тебя, — заботливо произнёс он, — А твоя душа и так достаточно изранена… Но, Боже, как ты красива…

Я села на это ложе из гладиолусов, прогоняя слёзы из глаз… Они хрустели подо мной — вот, как их было много. Я ощущала их свежесть, аромат, думая только о том, что ради этой секунды блаженства стоило жить, стоило ждать… На влажных листьях этих потрясающих цветов ещё была свежая роса, которую хотелось выпить, дотронувшись губами и руками. Он подарил мне маленький кусочек рая, внушив надежду, что я смогу сохранить его. Для нас. Надолго. Теперь я поняла, почему машина с закрытым верхом, но мне хотелось, чтобы все увидели, какая я счастливая… И когда я глянула в зеркало, а он поймал мой взгляд — крыша стала медленно опускаться…

— Что ты делаешь?! — смеясь, сквозь слёзы, спросила я.

— Я везу свою невесту, — ответил он, улыбаясь, — Я хочу, чтобы все видели, что ты — моя женщина.