Мистер Грей младший (СИ)

Сердце во мне дрожало. Они не узнают меня! И тут, у меня в носу защекотало. Предательски защекотало, а я почувствовал себя мальчишкой… Мои плечи как-то сразу сникли. Да, я почувствовал себя мальчишкой, который натворил что-то на газоне, или в саду. Тот мальчишка, которого за ухо привёл садовник. Я стал снимать свои дорогие чёрные очки и почувствовал лёгкую испарину на лбу…. Мне так захотелось кинуться к ним. Кинуться!.. Но я помнил с детства, что нельзя кидаться на маму, когда она при параде — можно испортить её причёску или помять платье… В конце концов, она создавала свой образ не менее трёх-четырёх часов, перед выходом к гостям. Я схватил её за руку и припал губами с поцелуем. Тишина. Как только я поднял глаза на её лицо, я услышал шелест её губ, которые побледнели даже через помаду…

— Не может быть, — прошелестели губы.

Я опустил глаза и проговорил:

— Может, мама… Может.

Та же затяжная пауза.

— Что это значит?! — раздался грозный голос отца, — Потрудитесь поднять голову, молодой человек.

Я поднял голову, отпуская руку мамы… Выпрямился, замечая, что у матери из глаз льются слёзы. Льются ручьём. Наконец, она выговорила:

— Ты жив, мой мальчик! А я знала… — всхлипнула она, — Я всегда знала. Я чувствовала, что ты жив. Я думала, что ты живёшь там, где нет связи, в каких-то джунглях…

— Ага, и питается баобабами, — вставил отец.

Он пытался сохранить спокойствие, но крепко — до боли сжал мою руку, а потом, сгрёб в свои объятия так, что спина у меня хрустнула… Сердце во мне упало.

— Это ты, маленький мерзавец! — с дрожью в голосе произнёс отец.

— Но… но, что произошло?! — приобняв меня и отца, стала спрашивать мама.

Папа отпустил меня, обращаясь к ней:

— Райан, пожалуйста, выпей сердечное лекарство — оно у меня на комоде. Это мой собственный настой. И мне налей тоже!

— Здесь надо жахнуть текилу, настой не поможет, — весело произнёс Ян.

— Как ты выражаешься? Постыдись, — шикнула на него мама.

— Давайте сядем за стол и спокойно обо всём поговорим, — точно не замечая перепалку, произнёс отец.

— Да, папа, — произнёс тихо я.

— «Да, папа!», — всплеснул руками отец, дразня меня, — Лучше бы ты раньше мне всегда отвечал «Да, папа!», — мы прошли к столу, — Странно, ты хорошо выглядишь. Если бы мне сказали, что я, всё же, увижу своего сына спустя несколько лет, я был бы готов встретить оборванца с гитарой за спиной. А учитывая твоё непостоянство в зоне увлечений, возможно даже, человека-оркестра.

Все мы уселись за круглый стол. Я засмеялся, представляя себя тем, кем видел меня отец.

— Так, с чего начнём? — спросил я, — То, что я жив и здоров вы уже выяснили. Рассказывать о себе не имеет смысла, вы прекрасно меня знаете, как Адама Флинна… Так что, наверное, мы начнём сразу с разговора о медицинском оборудовании?

— Нет, мы начнём с того, что с тобой случилось, — жёстко произнёс отец.

— Ты знаешь, папа… Странным образом, это всё очень связано.

— Что связано? Где ты и где медицинское оборудование? Как ты мог туда попасть?

— В том-то и дело… Сейчас, перед вами будущий владелец этой империи — Арман Криг…

За столом воцарилась тишина. Я начал излагать всю свою историю… О том, как я уснул в кресле, как самолёт улетел. Самым трудным мне давалось рассказать даже не о том, что я испытывал, когда меня оторвали от Фиби. Потому, что я понимал — они родители и у них есть сотни аргументов. Да они и сейчас могут сказать: «Вот, вы же встретились. Никто никого не убивал, мы просто хотели дать вам возможность быть взрослыми немного позже… У вас тоже будут дети и вы поймёте нас, когда начнёте устраивать их судьбу». Я сразу представил отца, который, выгораживая Грея заговорил бы со мной: «Представь, друг… У тебя тоже родиться дочь, вырастет и влюбиться в бродячего оборванца. Ты что, благословишь этот брак?» Ну, или что-то в этом роде… Отец всегда показывал всё на примерах. Как и больным, так и домочадцам. Он всегда объяснял на подобных, незамысловатых примерах всю суть проблемы.

Но всё это не имело значения сейчас. Быть может… Действительно, они не сделали ничего дурного. Никого не посадили в тюрьму, не убили, не лишили права голоса и права письма. Они просто выразили свои пожелания так, как могли. Так, как они это видели и понимали. Я, ведь, тоже мог не исчезать. Мог вернуться из аэропорта, напиться с горя и петь под окном Фиби серенады на гитаре. Но я, ведь, этого не сделал… Значит, нельзя винить только их. Я тоже был тот ещё фрукт… И только эта наша встреча дала мне толчок для мысли об этом. Как удивительна моя жизнь…

Самое трудное, что я должен был рассказать, так это то, как я приобрёл отца. Я долго рассказывал об этом незаурядном человеке, потерявшем сына, но тут… Резкий голос ревнивого отца произнёс со всем холодом:

— В этом крушении я тоже потерял сына. Однако, я не бросился по улицам искать замену.

Я поднял глаза от полупустого бокала сухого красного вина и сказал:

— Да, папа. Ты потерял сына, но не единственного. Замена осталась у тебя. К тому же, любимая замена… А у него не осталось никого.

— Ну, да… И поэтому нужно было обрести себе другого…