Мистер Грей младший (СИ)

Сердце выбивало во мне от злости и гнева. Выпить, выкурить сигару, применить к себе какой-то допинг — было необходимо. И плевать на рекомендации врачей. Мои собственные нервные клетки мне дороже.

Пригубив розовое шампанское, поднесённое мне, я вышел к гостям, где освещая всё вокруг лучезарной улыбкой, сияла Ана.

Да, можно подумать, что её при рождении научили, как нужно улыбаться всем подряд.

Учуяв знакомый, горький и резкий парфюм, я обернулся, поставив бокал, обратно, на поднос.

— О, дружище Лайкарт! — поприветствовал я грузного, поседевшего Мэттью Лайкарта, «владельца заводов, газет, пароходов», — Рад тебя видеть.

— Я тоже рад тебя видеть, Кристиан, — густым басом протянул он.

— Чувствуя запах твоего табака, я могу прийти к заключению, что у тебя дела идут прекрасно, — широко улыбнулся я, не пытаясь обнять его, так как это невозможно.

— Прекрасно, прекрасно, — тягуче сказал Лайкарт, — Собираюсь на выходных в Альпы.

— О, Альпы, — поднял брови я.

Если там начнётся обвал, я буду знать, кто тому виной.

— Неужели, ты будешь кататься на лыжах?

— Да. Мне сказали, что это хорошо для похудения, — задумчиво проговорил он, затем, брови этого жидкого толстячка, сошлись грустно на переносице, — Но главное условие похудения, мой друг, диета…

— Не может быть, — наигранно удивлённо произнёс я.

— Да, — не поняв моего подстёгивания, согласился он.

— Тогда, тебе надо к моей Ане. Она посадит тебя на диету. Очень жёсткую… Я, вот, например, целыми днями жую листья салата, чтобы не утратить форму. Она говорит, что это инстинкт — жевать.

— Глупости, — махнул рукой Лайкарт, — Я готов не жевать, а проглатывать, но мне всё равно не дают.

— Идём, — улыбнулся я, — Пока нас не видят, пропустим по бокалу бурбона.

Он подмигнул и заулыбался, отчего его глаза стали ещё меньше. Мы прошли к дивану на большой мансарде и заняли места друг напротив друга. Официант принёс алкоголь и разлил нам на двоих.

— Я так рад за тебя… Твоя дочь выходит замуж, — улыбнулся Лайкарт, — И это в наше непростое время… Когда никого не берут замуж. Никого. Никаких красавиц. Уже не знаешь, каких денег им дать! Я отдаю два завода и предприятие…

— Неужели, никто умный не нашёлся? — спросил я, сделав глоток.

— Почему же? Нашёлся… Но ведь у меня есть одно условие.

— Какое? — поинтересовался я.

— Я отдаю им это чёртово предприятие, но — если он пришёл свататься к одной моей дочери, то он должен будет найти мужа и для второй. Только тогда я отдам первую.

— В итоге?

— В итоге, бедняжка похудела на десять килограмм, а я наоборот поправился… Потому что постоянно ем из-за стресса, вызванного тем, что он — хам. Он сказал мне, что я погонщик шлюпок. Ты же знаешь мою продукцию: лодки, катера, так вот. Он назвал меня старым дураком, который делает то, что в голову взбредёт. И наконец, он приводил мне уже пятерых: все, как один — олух, урод, олух, урод. А мне нужен умный парень!.. Я так ему и сказал: «Не возвращайся, пока не найдёшь достойного».

— И где же теперь жених?

— Ищет парня.

— Себе?

— Ты рехнулся, Кристиан?! Дочери моей второй.

— А сам?

— Звонит, звонит малышке… И говорит, что скоро приедет. Вторая, так что, тоже на выданье. Убью двух зайцев сразу, так сказать.

— А у тебя их сколько? Шесть? — запамятовал я.

Он покрутил толстым пальцем у виска.

— Ты прикурил, Кристиан? Четыре. И ещё два сына.

— Ну, я же помню, что у тебя шестеро… Значит, с памятью всё в порядке.

— Н-да, — кивнул он, — Один мой сын женат… Второй проглядел свою голубушку.

— Что значит — «проглядел»?

— Она уже, как оказалось, просватана… Да и вообще, до чего мы дожили, дружище?

Говорим о свадьбах детей, болезнях, предписаниях врачей. А помнишь, былые времена, а?..

— Да, помню. Ты нередко заглядывался на мою жену, — хищно сжал губы я.

— Да, мне всегда нравилась Ана…

— Она всем нравится, — сказал я, — Из этого я делаю вывод, что она ужасная лицемерка. Как может женщина нравится всем?.. Значит, что-то в ней не так.

— Нет, Грей, Анастейша — прелесть. Не то, что моя жена. Месяц мучила меня диетой, заставляла глотать латук и капусту, держалась со мной, радовалась, что талия похудела на три сантиметра. А потом, устроила истерику: «Ты надоел мне, старый развратник, хуже горькой редьки, надоели твои диеты, я буду есть, что я хочу. Не для того я столько лет терпела тебя, чтобы сейчас голодать». Представь. Ана разве так ведёт себя?..

— Нет. У Анастейши строгая таблица. Одно яйцо. Яблоки. Томатный сок. Кофе. Две ложки творога в день. У неё всё расписано.

— Твоя жена вечно стройна. Она безукоризненна.

— Я же говорю. Лицемерка. Не может быть хороший человек для всех хорошим.

— Но почему?

— Да потому. Как можно быть хорошим для плохого, и оставаться лучшим для хорошего? Что-то в нём не так, ведь верно?

— Прекрати, Кристиан. Ты просто ревнуешь её к гостям. Она душка и ни одно твоё слово этого не изменит. За Ану? — предложил он, салютуя бокалом.

— За Ану, — улыбнулся я.