— Отвечу вам, моя мадам Розовые очки, — продолжал бухтеть отец, — Выход замуж ещё никогда не считался в семье невесты радостью. Это неизвестность. Это раз. Второе — она выходит замуж за Адама. Это неизвестность вдвойне. Это два. Сегодня, у него один отец, завтра — другой. Сегодня, он жив, завтра — он мёртв. Вот тебе и неизвестно — дочь жена или вдова — тебе это всё равно. Главное, чтобы тебе не мешали соблюдать диету и улыбаться всей вселенной. А ещё, чтобы ты могла спокойно делать маникюр и….
— Кристиан, кстати, о маникюре, — точно не слыша прочих реплик отца, сказала она, — Я чуть не сломала ноготь!
— Ну, конечно. Выбрасывай деньги на ветер, давай, давай…
Он бы распылялся так и дальше, а я бы так и дальше давился внутренним смехом, если бы на лестнице не появилось чудное, роскошное белое облако, и мягкий, нежный голосок произнёс:
— Папа.
Он обернулся, и увидел на лестнице Фиби такой, какой не видел никогда… Какой никто и никогда её не видел.
Платье на ней не было длинным, как все того ожидали… Оно было выше щиколотки, обнажая её прелестные ножки. Верх платья был соткан из нежнейшего гипюра, заполнявшего грудь до самой шеи. Тонкую талию опоясывала белая широкая лента, а от неё — точно огромный одуванчик, стояла пышная юбка — сотканная из облаков, пены и белоснежного тумана. Глаза моей сестры искрились, призывая поднять взгляд на её лицо и увидеть прекраснейшее чудо — необыкновенную, именно — подвенечную фату.
Её шикарные каштановые волосы, уложенные в гладкую причёску, пересекала та же атласная лента, что укрывала её талию и кайму юбки… Нижних слоёв фаты из хрустящего фатина было с десяток — в виде длинного каре… А верхний слой — единственный — покрывал её с головы — до щиколоток… Перчатки были из того же гипюра, достигая длинной локти. Казалось, это кукла. Хрупкая, маленькая кукла в белоснежных аккуратных туфельках, вышедшая из коробки. По её смущению, из-за того, что все на неё смотрели, было видно — насколько она невинна и девственно чиста…
Моя любимая сестричка. Я с тяжестью перевёл дух. Она великолепна.
Фиби спустилась с лестницы, как нимфа с небес. Заметив меня, она улыбнулась, но улыбка погасла, когда она заметила рядом со мной Даниэль… Первым делом, она подошла к папе.
— Конечно, твой отец брюзга, — сказал он, дрожащим голосом.
Из глаз — впервые я увидел — брызнувшие, как фонтан слёзы. Губы его дрожали, он не мог говорить.
Сердце моё пропиталось жалостью, напоминая о любви к этому старику… Моему старику.
— Папа, пожалуйста, — глазки Фиби заблестели из-за того, что их наполнили слёзы, она положила руки ему на щёки, — Пожалуйста, не плачь. Ты можешь плакать, а мы с мамой нет… Папа, папа…
— Дорогой, Кристиан, не надо, — всхлипнула мама, сдерживая слёзы в глазах, — Не надо, у нас и правда потечёт макияж…
— Вот в этом вся твоя мать, — утирая ладонями щёки, сказал отец, — Меркантильная… В этот момент, когда у меня лопается от слёз сердце, она может думать лишь о стоимости макияжа… Я дам тебе на ещё один.
— Я знаю, ты добр, — шепчет мама.
— Да, я добр, — соглашается отец, поднимая глаза к потолку.
— Я знаю, ты дашь.
— Да, я дам…
— Но у нас нет времени его делать! — стройным голосом резко сказала мама, — Возьми себя в руки!
Кристиан потянулся за платком из петлицы, но Ана воскликнула:
— Нет, не этот!
Мама быстро открыла сумочку, вытащила дюжину платков и дала ему один из них, поспешно пряча другие.
— Ана, ты что, решила, что я буду рыдать всю церемонию? — негодовал отец.
— Нет, это для меня, — спокойно сказала мама.
— А ты не вздумай! У тебя макияж! — напомнил он.
— Хорошо, дорогой, — согласилась мама.
Папа ещё долго любовался Фиби, нежно сжимая её ладони в своих руках.
— И всё-таки, мы вырастили прекрасную малышку, Ана… Правда? — спросил отец.
— Правда, — шепнула мама.
— И всё-таки, она лучше всех, верно, Ана?
— Конечно…
— И всё-таки, мы можем ей гордиться.
— Да, — кивнула мама.
— И от этого ещё больнее отдавать её этому проходимцу! — папа снова заплакал, уткнув лицо в платок.
— Прошу тебя, Кристиан! Тебя все услышат, не так громко…
— Где Теодор?! — спросил у Аны Кристиан, ища меня глазами, — Конечно… Лучшую доченьку мы отдаём, а этого нахала ты оставляешь… А, — заметил меня Кристиан, — Вот он. Твой любимчик.
— Кристиан! — шикнула на него мама.
Он отвернулся к Фиби.
— Дитя моё, — прошептал он громко, — Тебя силой вырывают из моих рук!
— Папочка, никто меня не вырывает, — шепчет она, — Рано или поздно — я должна была выйти замуж.
— Должна, — грустно согласился он.
— Или уйти в монастырь, — мягко предложила вариант Фиби.
— Нет! — вскричал он, — Это мы уже проходили!.. Этот день должен был настать и он настал, — торжественно произнёс он, как будто с ним, кроме него самого, кто-то спорил.
Я сделал несколько шагов от Даниэль, прямо к Фиби, протягивая к ней руки…
Мягко и нежно стуча каблучками, она, не выдерживая больше не секунды, подбежала ко мне, радостно крича:
— Тедди!
Я схватил её за талию, начиная кружить по всему залу… Все вокруг смотрели на нас, камеры нацелились и снимали с разных ракурсов…