Мистер Грей младший (СИ)

— Эта вторая рука, мистер Грей, оторвёт ваши яйца, если вы сейчас же не остановитесь, — она старалась, чтобы её голос звучал прямо, но он так и напоминал сучку во время течки.

Охрипший, сладострастный, желающий стонать, а не говорить.

— Угрожай как угодно, цыпа, — ухмыльнулся я, — Я знаю тебя, Айрин. Очень. Хорошо. Знаю. Ты влажная, грязная, лживая девочка… Ты настолько плохая девочка, что я чувствую себя Спартаком, желающим покорать тебя и погрузиться во все твои щели, — Айрин громко ахнула, когда моя ладонь легла на её шею и припечатала её голову, а позже — и всё её тело к стене, — Ты течёшь, малышка. И не отрицай. Иначе я сниму с тебя твои трусики и подброшу к потолку. Они прилипнут и ты убедишься, насколько я прав, — мой голос спустился до хрипа, член бился в ширинку, а рука сжимала эту нежную шею, на которую мне так хотелось сейчас нанести свои следы…

Я сошёл с ума. Это был передоз наркотиком… Амок.

— Я, — выдохнула Айрин, протягивая руку к моему члену, спрятаному в брюках, — Сейчас лишу тебя твоего… приличного размера мозга…

Она расстегнула молнию и одним пальцем, царапая мою кожу ногтем, начала двигаться по направлению к моему возбуждённому, как она выразилась, «мозгу».

— Маленькая сучка, — плюнул я.

— Ты так вдумчиво и умело им пользовался, — ухмыльнулась Айрин, впиваясь ногтями в кожу паха, я еле сдерживал рык, — Как вставлял… слово, так у меня искры из глаз сыпались. Я это прекрасно помню и буду счастлива лишить Дану удовольствия пользоваться твоим… интеллектом.

— Я… это моя очередная ошибка, — горячо шепчу я, — Я готов признать вину…

— И этих ошибок было очень много, — Айрин стиснула мой член в своей руке и прищурилась, — Можешь исповедаться перед тем, как я оторву…

— Я ошибался! Я сотню раз ошибался… Я ошибся, когда ушёл… когда ты сказала мне, что убьёшь себя, если я не уйду. Мне нужно было сломать дверь, уговаривая жить со мной, упасть пред тобой на колени… А если бы не получилось, то убить и себя тоже. Даже раньше, чем ты бы сделала это с собой, — рычал я, — Потому что это время — не было жизнью, Айрин. Не было. Это было мучительное, болезненное существование для меня… Я знаю одно: если ты умрёшь, я умру раньше… Потому, что живой я и без тебя — невозможно.

Айрин убирает руку от моего паха, а моя ладонь соскальзывает с её шеи на грудь… Она прикусывает губу, но хрипит:

— Умоляю… убери руку.

Я отстраняюсь от неё, точно меня окунули в холодную воду. Отворачиваюсь от неё, застёгиваю ширинку и сдерживаюсь, чтобы не зашипеть от боли и злости на себя. Бля, я чуть ли не изнасиловал её.

— Прости, — хриплю я, оборачиваясь, — Я не должен был сейчас так…

— Назад пути нет, — качает головой Айрин, — Мы перегнули. Мы опоздали на пять лет. И всё. Это всё… Это наша яма, из которой не выбраться. Наша личная захлопнувшаяся кладовка. Выхода нет.

Это был удар в моё сердце. Или я снова допускаю ошибку, не опровергая это?!..

Внезапно, дверь резко открывается — я дёргаю Айрин за запястье в свою сторону, чтоб её не прибило. И она так прижимается ко мне, что всё внутри меня оживает… Её губки прижимаются к моей шее, соскальзывают на ворот рубашки, и она медленно отстраняется… Она сейчас, точно, попрощалась со мной.

— Почему же? — спрашивает обнаружившая нас Дана, — Выход всегда есть, кукла. Не стоит так трагично. Пока есть те, кто по эту сторону — существуют и те, кто по ту. Изнутри эта дверь не открывается. Ян три минуты пытался убедить меня, что ты прекрасно об этом знаешь, мой любимый?

Айрин смотрит на меня с таким презрением, что мурашки бегут по коже.

— Малышка, — обращается к ней Дана, — Ни на что не рассчитывай. Он — не просто мой парень… Он — мой будущий муж.

Я закрываю на секунду глаза, отворачиваясь от Даны, а затем поднимаю взгляд на Айрин. Её глаза полны такой боли, что сердце во мне замирает.

— Ты самый последний подонок, — шипит она, — Вы достойны друг друга, — она не позволяет голосу дрогнуть, но её глаза наполняются слезами.

Простояв две секунды, она срывается с места, желая уйти из подсобки как можно скорее…

Я в три шага догоняю её и хватаю за запястье, заставляя её обернуться. Её глаза полны безумной, колкой ярости и боли, она, что есть силы, даёт мне леща…

— Будь счастлив, ублюдок, — рычит она, уносясь на каблуках прочь.

Я стою, как вкопанный.

— Эта истеричка не достойна того, чтобы ты бегал за ней. Не достойна, чтобы у вас там не было за закрытой дверью, — ледяным голосом произносит Даниэль, — Я ухожу…

Она обходит меня, боль в сердце оттого, что назад — пути больше нет, ломает мою грудь.

— Дана, — я заставляю её, мерно вышагивающую вперёд, обернуться, — Между мной и Айрин ничего не было «за закрытой дверью», как ты выразилась. Всё в прошлом. И дверь туда плотно закрыта.

— Была закрыта. Но ты вновь встретил её… И я чувствую сквозняк недоверия, озноб от помады на вороте твоей рубашки и тошнотворную стужу от запаха её духов. Я думаю, что… что я тебя ревную, — её глаза блестят нездорово и тускло.

— Не надо, — пересилил себя я и положил руки на её щёки, — Не надо… Я ведь рядом.