Мне было холодно касаться её, холодно наклоняться к ней и припадать губами к камню…
А Айрин…
Она ударила меня — и это было, как поцелуй…
========== Change. Part One. ==========
Айрин
Следующим утром я прибывала в противнейшем настроении. Не радовало меня ни солнце, ни тепло родного дома, ни свободный от работы день, ничего. Абсолютно. Я лежала на кровати и глупо смотрела в потолок, мысли о вчерашнем дне и вечере обрывками пролетали в моей голове, заставляя морщить лоб и мысленно рыдать от бессилия.
Конечно, он женится. И женится только на ней. Элена была права, даже больше — чем права. Но зачем ему было нужно говорить мне все те слова в кладовке? Зачем он так нежно касался меня?.. Зачем, если прошлое не в прошлом, а в самом натуральном настоящем, выраженное в одном простом имени — Даниэль Гриндэлльт. Как она меня назвала? «Кукла»? Не Вуду, случайно?.. Если она думает, что вставив в меня иголку, она может причинить боль Грею, то ошибается. У него нет никакой боли за меня. Ему просто невыносима мысль о том, что я могу быть счастлива без него, что я вообще могу без него… Но он же мог. Он страдал? Мучился? Он утопал в объятиях шлюх, сгорал и вливал в себя тоннами наслаждение, пока я, действительно, не жила. В этом, виновата только я. И не при каких обстоятельствах я не стала бы размышлять об этом, если бы не его ложь в кладовке. Его лесть. Его желание подарить мне пустую надежду, быть может, удовольствие длинною в ночь… А разве я могу что-то требовать?.. Нет. Я люблю его и могу только отдавать. Отдавать себя, отдавать его Даниэль, отдавать всю свою любовь фантому, появляющемуся в моей жизни только в пределах Сиэтла. Пусть всё будет, как будет.
Стоя под напором горячего душа, я приняла решение, способное дать мне дышать. Я люблю его — и ничего не изменит сего факта. Он любит меня. Я это чувствую, знаю, ощущаю, но… Что для него значит Дана? Не хочу в этом разбираться, но это важно. Знаю, что спрошу его об этом — рано или поздно.
А этот день я решила посвятить самой себе. Может, это глупо, но я решила попытаться жить, как он жил всё это время, за исключением, конечно, половых связей. Я совершила пробежку. От вчерашнего алкоголя и отсутствия ранних, подобных усердных тренировок, мне было тяжело, но я держалась, как могла. Десять километров за сорок минут — это мне показалось не таким уж и плохим результатом. Всё-таки, танцы — это самый лучший спорт и после утомительного бега, я поняла, что моя физическая подготовка не так уж и плоха.
Я чувствовала то, что чувствовал он. Дрожь в ногах, огонь, учащённое дыхание и рассекающую воздух свободу. Да, вчера было тяжело, но сегодня… я хотя бы была жива. Я поняла, что живу дальше.
После пробежки, я вернулась домой, снова приняла душ и разбудила Джея на тренировку. Он отпихивал меня, но когда услышал время и напоминание о его мечте пытать удачу в Калифорнии, без лишних взбрыкиваний слез с тёплой постельки.
Мама спустилась вниз, когда я, устало вытянув ноги, пила чай. Как всегда — безукоризненная и аккуратная, она взяла кофемолку и присела на диван рядом со мной. Она знает, где я была вчера… Знает, кого я видела.
— Ну? — спросила она, принимаясь молоть зёрна, — Как прошла вчерашняя свадьба?
— Великолепно, если ты о Фиби, Адаме и о торжестве…
— А если о Теодоре? — она выгнула бровь.
— О нём я… предпочитаю не говорить, — я поджала губы.
— Айрин, — Хайден прищурилась, — Ты никогда ничего не скрывала от меня.
— Я тоже думала, что ты ничего от меня не скрывала, — отстранённо проговорила я.
— Ты об Элене, да? Я так и знала, что ты до сих пор меня не простила…
— Я простила. И потом, мне не за что на тебя дуться… Ты всегда была, есть и будешь моей любимой мамой, — я крепко сжала её плечо и коснулась губами родной щеки, подсаживаясь ближе, — Просто я… Грей женится, мама. Женится на Даниэль…
— Боже мой, — прошептала она, — На той самой?
— Да, — кивнула я, чувствуя, что голос дрожит, а боль стискивает и сердце, и лёгкие, — Да. На ней, мама…
Я понимаю, что безвольные слёзы бегут по моим щекам, избавляюсь от чашки и, забравшись на диван с ногами, прячу лоб в коленях, обнимая их руками. Меня скручивает от невыносимой мысли, я хочу кричать, что это неправда, что всё это глупый сон, но вместо этого лишь сотрясаюсь от рыданий. Где вся моя сила? Где воля?.. Где вообще настоящая я?..
— Айрин, девочка, не плачь, — мама обнимает меня, — Пожалуйста, милая… Это всё так… тяжело, больно, я понимаю, но не стоит так карать саму себя. Ты тоже должна жить дальше, в любом случае, должна… Он увидел тебя, уверена, он всё вспомнил за эту ночь вдали и осмыслил, что теряет, от какой любви закрывается. Ты сильная, ты справишься… В любом случае, справишься.
Мама пытается успокоить меня, но тщетно. Её слова только распаляют, заставляя вспоминать лучшее время в своей жизни. Юность, беспечность, кружащую голову любовь и невероятные, сверхъестественные чувства, которые стали фундаментом для меня. Я строилась на этом.
— Я хочу жить, мама, — прошептала я, утирая слёзы, — Хочу жить так же просто, как и он…
— Откуда ты знаешь, что ему просто?..