Мистер Грей младший (СИ)

— Я была так наказана за мысли об аборте, за мою веру в ложь. Элена, она… говорила, что я для тебя «развлекалочка», что «он и думать о тебе забудет, когда уедет учится», что «дети — это последнее, что нужно мужчинам, а особенно в восемнадцать лет»… Я была глупой, я верила. А сомнения упали, когда я увидела, что контракт тобой подписан, что ты нежишься от поцелуев Даны в грудь, наслаждаешься с закрытыми глазами, что тебе… будет легче с ней. Я верила в то, что ты будешь счастлив с Даниэль, а себя в ту пору хоронила. Но к аборту… была готова мало, — шепнув это, я судорожно выдохнула, и только сейчас поняла, как промокли от слёз мои щёки. Теодор нахмурился, точно от боли и вытирал их ладонями. — Я потеряла нашего ребёнка, когда потеряла тебя. Когда сказала тебе, что не хочу больше тебя видеть, когда… сказала, что нам нужно расстаться, — я всхлипнула и спрятала лицо у него на груди, уже открыто плача.

Он шептал мне: «тш-ш», гладил мои волосы, целовал в макушку и очень крепко, бережно прижимал к себе. Мне было страшно. Я боялась, что едва этот поток слёз прекратится, он поднимется с постели, скажет: «Извини, но мне нужна нормальная семья, дети», а потом… Потом — уйдёт. Сам. Впервые — сам. Впервые — без моего желания… Хотя, это всегда было без моего желания. Просто: без моих слов, ложных просьб и истерик безысходности.

— Ты можешь не расторгать контракт, — насилу успокоившись, прошептала я сиплым от слёз голосом. Теодор дёрнулся, сжав губы, когда я отстранилась и заглянула ему в глаза.

Он хотел что-то сказать, но я перебила его:

— Тебе нужна жена, с которой ты сможешь построить нормальную семью. Завести детей, для того, чтобы у тебя была опора, а у фирмы твоей семьи — наследник. Да и вообще, для настоящего счастья, Тед… Я знаю, что из тебя бы получился прекрасный отец, — я сглотнула комок, подкативший к горлу, — Знаешь, пять лет назад, в той суматохе мыслей, я нередко улавливала ощущение… ощущение того, что буду жалеть, если потеряю частичку тебя, что была во мне. Эта потеря казалась мне страшнее нашего разрыва. Ещё чаще я видела в своём воображении, как мы были бы счастливы с ним, или с ней… Нас трое. Нас было бы даже больше, чем трое, если бы только я могла…

Дальше говорить было невозможно. Воздух перехватило, а сердце болезненно стукнулось о грудную клетку. Я зажмурилась, пытаясь вжать в себя хоть несколько капель той прозрачной боли, той муки, что выливалась из меня на протяжении многих лет в небольшую жёсткую подушку. Я прижала дрожащую руку ко лбу, стиснула зубы, чтобы подавить рыдания.

— Я не могу тебе этого дать. Дана может. Если я не смогу почувствовать это счастье, то хотя бы ты… — выпалила я одним духом, на что Теодор снова произнёс полушёпотом успокаивающее «тш-ш», так нежно, так крепко, так сильно меня обнимая.

— Если я стану отцом, то матерью моих детей будешь ты. Ты слишком рано сдаёшься, отдаёшь меня, отставляешь своё счастье на второй план, желая моего… И в этом твоя ошибка, Малышка, — он положил руки на мои щёки. Посмотрев в глаза, начал стирать слёзы поцелуями. Проведя носом по моей щеке, он прошептал:

— Пойми, я не смогу быть счастлив, пока ты не будешь счастлива. Я не смогу быть хорошим отцом, если рядом со мной не будет такой жены, как ты… Я не желаю лучшей мамы своим детям. Не желаю, — горячо зашептал он мне на ухо, его слова лились бальзамом на мою окоченелую промёрзшую душу. Я обнимала его, безудержно счастливая, любимая и любящая, готовая на всё, что он предложит мне.

— Я не отступлю теперь, даже не подумаю, — просипела я.

Тед уткнулся лбом в мой, ободряюще мне улыбаясь. Его руки проскользнули по моим щекам, волосам, после чего легли на плечи и плотно их сжали. Он потёрся носом о мой.

— Я люблю тебя, — шепнул он.

— Я тоже тебя люблю, — пробормотала я, улыбнувшись.

Теодор провёл рукой по моей щеке, после чего очень быстро зашептал.

— Сегодня же я поговорю с отцом, он против моего брака с Даной и желанием отдавать пока компанию уж точно не горит, это я понял. Говорить напрямую с Даниэль… Мне кажется, что это выйдет себе дороже, поэтому я подумал, что точку влияния на неё найти будет весьма важно. И я подумал о Грейсоне Гриндэлльте…

— Ты хочешь поговорить с её… отцом?

— Нет, Айрин. С её отцом будет говорить мой отец и твоя мать.

— Элена?! После всего того, что она сделала, чтобы разлучить нас, ты хочешь, чтобы я просила её о помощи?

— Я знаю, что сделал отец. Сперва я был так зол, что стал для своей семьи отшельником, живущим неизвестно как и где. Потом хотел мстить. Теперь, я думаю, что самый страшный удар, который я нанёс физически — это удар отцу. Потому что сейчас… сейчас я вижу в нём человека, который может меня поддержать. Думаю, он чувствует, какие эмоции на самом деле я испытываю к Дане и… Думаю, что… Он поймёт меня. Сегодня, Детка, нам нужно сделать очень важный шаг. Тебе — поговорить с мамой, а мне — с папой. Результат мы получим уже завтра.

— Ты думаешь, что от них многое зависит? — прошептала я.