В Женеве Нечаев и Бакунин разработали и практически-организационное руководство для будущего общества Народной расправы — пресловутый "Катехизис революционера". Если вычесть из "Катехизиса" несколько фраз насчет грядущей "народной революции", "полнейшего освобождения", "счастья" народа, то перед нами останется квинтэссенция нечаевщины, этой псевдореволюционности, переносящей в освободительное движение гнусные принципы иезуитских уставов, этого воинствующего невежества, предлагавшего бороться с мерзостью старого мира его же собственными грязными средствами[81].
Все "поганое общество" дробилось авторами "Катехизиса" на несколько категорий. Одни "неотлагаемо" осуждались на смерть, вторым была "только временно" дарована жизнь, дабы они "рядом зверских поступков довели народ до неотвратимого бунта", третьих — "высокопоставленных скотов" — надлежало использовать "для разных предприятий", опутав их и овладев их "грязными тайнами", четвертых — "государственных честолюбцев и либералов с разными оттенками" — компрометировать "донельзя" и их руками "мутить государство". Наконец, всех "праздно глаголющих в кружках и на бумаге" конспираторов и доктринеров предписывалось беспрестанно толковать в головоломные заявления, "результатом которых будет бесследная гибель большинства и настоящая революционная выработка немногих".
Принципиальный и полный антидемократизм прикрывался фразами о необходимости "доверия к личности". Но вот к чему сводится это доверие: "устраняются всякие вопросы от членов к организатору, не имеющие целью дела кружков подчиненных… Полная откровенность от членов к организатору лежит в основе успешного хода дела". А вот что требуется от "организатора" по отношению к рядовым исполнителям дела: его подчиненные "отнюдь не должны знать сущность, а только… те части дела, которые выполнить пало на их долю. Для возбуждения же энергии необходимо объяснять сущность дела в превратном виде".
Наконец, ряд параграфов формулировал "мораль" революционера. Все "изнеживающие чувства" родства, дружбы, любви, благодарности и даже самой чести должны быть задавлены в революционере. Революционер должен разорвать всякую связь с гражданским порядком, образованным миром, его законами, приличиями и нравственностью. Революционер знает только одну науку — науку истребления и разрушения, он живет в мире только с этой целью. Для этого он проникает повсюду, притворяясь совсем не тем, что он есть, изучает денно и нощно людей, применяет любые меры и средства.
К воплощению в жизнь принципов "Катехизиса" Нечаев приступил еще во время первого визита за границу. Зная, что вся зарубежная корреспонденция попадает в руки III Отделения, он направляет в Россию лицам "четвертой категории" сотни компрометирующих посланий с целью "втягивания" их в революционную борьбу[82].
Но полный, хотя и кратковременный, расцвет нечаевщины относится к осени 1869 г., когда "уполномоченный" Всемирного Союза с "мандатом" Бакунина, стихотворением обманутого Огарева и "Катехизисом революционера" в руках явился в Россию для непосредственной организации "повсеместного", "беспощадного" истребления и разрушения. Сколачивая согласно принципам "Катехизиса" общество Народной расправы, Нечаев осуществляет десятки тщательно продуманных провокаций, разумеется, во имя "дела" и "общего интереса революции". В Москве он уверяет молодежь, что в Петербурге существует могущественная революционная организация, примеру которой и должны последовать москвичи. В Петербурге же он расписывает, наоборот, силу московской организации, призывая петербуржцев не отставать от нее. Дабы каждый член Народной расправы ежесекундно чувствовал на себе всевидящее око и власть некоего мифического "Комитета", он разрабатывает систему взаимного шпионажа, рассказывает о "последних инструкциях", полученных им только что из-за границы, выдает подставных лиц за инспекторов "Комитета", занимается переодеваниями, вымогательством, шантажом.
Естественно, что методы Нечаева не могли не вызвать подозрения, а затем и сопротивления среди революционеров. Уже во время студенческих волнений 1868–1869 гг. против него выступали Негрескул и Натансон[83]. Негрескул боролся против Нечаева и за границей, и после возвращения Нечаева в Россию, рассказывая всем и каждому, "что Нечаев — шарлатан". Протестовал против анархистских прокламаций Герцен, предсказывая Огареву, что они "наделают страшных бед". Наконец, против действий Нечаева восстал один из членов Народной расправы, студент Петровской Академии Иванов. Он заявил, что выходит из общества и хочет организовать свой кружок.