Мистер Морг

— Сейчас мы идем в конюшню, и ты поможешь мне запрячь лошадей.

Яркое послеполуденное солнце пронизывало прохладный воздух теплыми лучами. В небе видны были редкие перьевые облачка. В конюшне Ларк принялась снимать упряжь с крюков рядом с фургоном, а Фейт, не заходя внутрь, села на землю и стала играть с какими-то палочками. Убийца вывел одну лошадь из стойла и уже надевал на нее сбрую, когда Фейт воскликнула:

— Мамочка! Кто-то идет!

Гость тут же сказал:

— Сюда ее. Быстро.

— Мама! — позвала Ларк, но та лишь бессмысленно глядела на нее. — Фейт, — поправилась она и почувствовала во рту вкус пепла. — Иди сюда! Быстрее!

Мать, как послушное дитя, встала и вошла в конюшню.

Убийца бросился к отверстию от сучка в стене, выходящему на дорогу, и посмотрел в него. Затем проворно достал из своего дорожного мешка подзорную трубу, развернул ее на полную длину и приложил к отверстию. Ларк сделала вывод, что тот, кто к ним приближается, еще далеко. Повисла тишина. Фейт стояла рядом с Ларк, крепко держа ее за руку и вяло вороша ногой солому.

Гость фыркнул.

— Надо же, выбрался, — сказал он. — Еще и проводника-индейца себе нашел.

Он опустил подзорную трубу, сложил ее и спрятал обратно в мешок. Он стоял, потирая голый подбородок, а взгляд его холодных глаз метался между женщиной, девушкой и фургоном. Затем он направился к топору, прислоненному к стене, и, когда он поднял его, у Ларк перехватило дыхание.

Он отрубил от одного из колес фургона две спицы. Затем быстрыми и сильными ударами начал крушить колесо, пока дерево не раскололось и не сломалось и фургон не осел. Он отбросил топор в сторону, снова полез в дорожный мешок, достал какие-то две вещицы и протянул их Ларк.

— Вот, — сказал он. — Бери же!

В его голосе прозвучало нетерпение. Ларк взяла золотые монеты. Увидев деньги у нее в руке, Фейт, желая подержать их, издала какой-то детский воркующий звук.

— Этого молодого человека зовут Мэтью Корбетт, — сказал убийца, и Ларк заметила, что на его выбритой верхней губе выступили бисеринки пота. — Отдай монеты ему. Скажи ему, что мы квиты — я так считаю. Скажи ему, чтобы шел домой. — Он прошагал вглубь конюшни, выбил из стены несколько досок, чтобы можно было, согнувшись, вылезти в сад. — Но если он хочет найти свою смерть, — сказал он, приготовив себе путь отхода, — скажи ему, что я буду рад помочь и в этом.

Он взял треуголку и опустился на колени.

— Вы нас… не убьете? — спросила Ларк.

Ее мать катала золотые монеты между ладонями.

Убийца помолчал. В скользнувшей на его губах улыбке было поровну презрения и насмешки, но не было и намека на жалость.

— Дорогая Ларк, — сказал он, — я вас уже убил.

С этими словами он просунул голову и плечи в проем и исчез.

Часть четвертая. Страна гремучих змей

Глава 21

Когда Ларк рассказала свою историю, Мэтью во второй раз прошел в залитую кровью кухню — не для того, чтобы еще раз испытать на прочность свой желудок, но чтобы удостовериться: это кошмарное, невероятное зрелище ему не пригрезилось.

Место, где произошла кровавая бойня, нисколько не изменилось. Он снова поднес руку ко рту, но сделал это машинально: его не вывернуло еще ни завтраком из корней рогоза, ни полуденной трапезой из сушеного мяса и горсти ягод, а значит, либо он уже немного закалился, либо еда была слишком драгоценной, чтобы ее из себя исторгнуть. Скорее второе, подумал он: ему не хотелось бы когда-нибудь так закалиться, чтобы смотреть на подобные зрелища без тошноты.

Он походил по кухне, стараясь не испачкаться кровью — а также мозгами Питера Линдсея, вылетевшими из его затылка. В солнечных лучах, лившихся сквозь окно, отблескивала запекшаяся кровь, повсюду с жужжанием сновали трудолюбивые мухи, а Мэтью осматривал место происшествия.

На трупе мужчины не было обуви. Прежние сапоги Морга, снятые, конечно же, с преподобного Бертона, валялись на полу. Неужели нельзя было просто попросить дать ему чертову пару сапог, никак не мог понять Мэтью. Или, по крайней мере, взять их, не лишая человека жизни? Будь проклят этот тип! Спокойно, спокойно, сказал он себе. Что толку выходить из себя? Его слегка трясло. Нужно взять себя в руки. Морг не был бы Моргом, если бы просил то, что ему нужно. Нет, его метод — брать и убивать, и каким бы бессмысленным это ни казалось Мэтью, убийца явно видел в этом некий смысл. А может быть, и нет. Наверное, Морг принадлежит к особой породе человеческих существ, презирающих самый воздух, которым дышат другие, ненавидящих не только людей, но даже их тени. Но убивать детей…

Мэтью взял со стола зеленый шарик. Нет, не совсем зеленый. С голубым завитком. Красивая вещь, полированная, гладкая. Положить, что ли, два-три шарика в карман? Можно будет покрутить их между пальцами и напомнить себе, что, несмотря на всю мерзость злодеяния, которое здесь произошло, в мире все же остается красота. Но ему не хотелось красть у мертвых, да и шарики — это ведь для мальчишек. А он теперь уже далеко не мальчишка. Старею с каждой минутой, подумал он.