Мистер Скеффингтон

Найджелла, не такая размазня, как Марта, сочла замечание Фанни очередным показателем ее деградации. Цинизм прогрессирует, решила Найджелла, а ведь не было, кажется, женщины более добродушной и снисходительной, чем Фанни. Никогда она никого не осуждала, никогда не выражала недовольства. Скоро от прежней Фанни останется одна раздражительность, продолжала мысль Найджелла, сквозь прищур изучая лицо Фанни, повернутое к Марте (ибо Фанни, раскаиваясь за свои слова, убеждала Марту в том, что она, Марта, сущий ангел). Если бы Фанни родилась дурнушкой, думала Найджелла, то, наверное, с самого начала была бы раздражительна. Вполне возможно, что раздражительность – ее исконное качество, и до сих пор язвительные речи не срывались с ее уст лишь потому, что лесть, поклонение, вообще вся эта суета вокруг внешности служили как бы ладонью, что уста прикрывает…

– Ангел, – молвила Фанни и обернулась, полагая, что и Найджелла приехала, исполненная лучших побуждений, и надо загладить свою вину и перед нею тоже, ведь они с Мартой такие милые девочки…

Определенно не следует оборачиваться без предупреждения. Всякий, к кому намерены обернуться, должен сначала получить какой-то знак и достаточно времени на смену выражения лица. Найджелла этого сделать не успела, и Фанни увидела ее прищур. Что такое? Ниггз смотрит так, будто…

Повисла новая пауза. Нарушило ее то же самое слово.

– Ангел? – повторила Фанни, но на сей раз неуверенно и даже с вопросительной интонацией.

Естественно, Найджелле это понравиться не могло.

* * *

С минуту в комнате царило отчуждение, выражаемое молчанием.

«Если она воображает, будто я уязвлена…» – думала Найджелла, закрепляя очередную сигарету в длинном нефритовом мундштуке и невозмутимо закуривая.

«Если бы они только знали, через что я прошла», – подумала Фанни, пытаясь найти себе оправдание.

«И почему только люди не могут просто любить друг друга?» – подумала Марта, которая не видела прищура Найджеллы и недоумевала, за что на нее рассердилась Фанни: ведь Ниггз по большей части вполне славная.

Этот вопрос занимал и саму Фанни. Вправе ли она срываться на паре невиновных кузин только потому, что Эдвард подмигнул Сомсу, а перед тем почти заставил Фанни поверить, будто любит ее за душевные качества? Ниггз смотрела сквозь прищур? Так что же? Всякий, кто имеет с ней дело, должен помнить, что состояние здоровья вынуждает Ниггз регулярно посещать Байлза, а это занятие само по себе способно выбить из колеи. Так стоит ли обращать внимание на враждебность во взгляде? И вот, желая сгладить эффект от «ангела» с вопросительной интонацией и нарушить укоризненное молчание, Фанни пустилась излагать собственный план дня рождения.

Еще минуту назад никакого плана не было, поэтому он немало удивил саму Фанни. Как внезапно он возник – великолепный, не нуждающийся в доработках! Наверное, так приходит вдохновение. Фанни сразу приравняла его к импульсу, который заставил ее оглянуться на Эдварда. План не только избавит ее от новых Эдвардовых поползновений – если ему хватит наглости предпринять таковые, – но и позволит отмести приглашения кузин, не сделавшись в их глазах неблагодарной.

– Послушайте, дорогие мои, – заговорила Фанни, протягивая к каждой руку (ни Марта, ни Найджелла не протянули рук в ответ), – послушайте…

И Фанни сказала, что у нее давно все решено (на самом деле все решалось в процессе проговаривания): этот конкретный день рождения – разумеется, особенный – она проведет в уединении, в полном и глубоком уединении. Место она уже выбрала – Стокс, ее загородный дом в Саут-Даунсе. Там она без помех поразмыслит, что же ей делать дальше.

– Ведь вы понимаете, не правда ли, – продолжила Фанни, переводя взгляд с одной кузины на другую (обе прятали глаза), – что занятия женщины после пятидесяти не могут быть теми же, что до пятидесяти. В обычных случаях пятидесятилетняя женщина еще какое-то время выглядит почти по-прежнему, но мой случай необычный, у меня болезнь отняла бо́льшую часть привлекательных черт…

«Все до единой», – подумала Найджелла.

«Бедняжка Фанни, она все еще не понимает», – подумала Марта.

– Я ведь замечала, как вы меня разглядывали и наверняка думали: да от нее почти ничего не осталось, – произнесла Фанни, сверля глазами два непроницаемых лица.

– Душенька! – воскликнула Марта, поднимая взор и краснея.

– По-моему, очень важно сейчас, когда я вынуждена начать путь к старости…

– Не к старости, душенька, пока еще нет! – возразила добрая Марта, ибо никогда не умела дуться подолгу.

– …разобраться с некоторыми проблемами и кое о чем подумать.

– О чем же? – спросила Найджелла, вынув изо рта нефритовый мундштук и тотчас сунув его обратно.

– Ну… о жизни. И о смерти. Обо всем таком, – беззаботно ответила Фанни.

– Только не о смерти, душенька! – взмолилась Марта.

Найджелла снова вынула мундштук изо рта.

– Конечно, если ты предпочитаешь одиночество в Стоксе нашему обществу…

– Ты меня буквально пристыдила такой формулировкой, – улыбнулась Фанни.

«Первая улыбка с нашего приезда», – отметила Найджелла.