Поцелуй выходит легче, чем в прошлый раз. Тогда целью было научить, а сейчас… Кто знает, зачем он нужен прямо сейчас. Почему без встречи языками, почему больше невинных поцелуев, почему его больше занимают собственные прикосновения. Чем чаще его ладони оказываются в пределах нарисованных крыльев, тем неуловимо сильнее реагирует Габриэль – открывает или закрывает глаза, подается вперед в его руках. Как будто он не целует, а играет на инструменте, ни один из которых до сих пор не держал в руках. Как будто он приручает Габриэля, первый, кому это удалось. Подстраивает его тело под себя, прижимая так, как хочется ему самому. Как дополняет собственную неуклюжесть его гибкостью. Как изучает, потому что Габриэль ничем не похож на него самого – сильнее, увереннее, взрослее, как не может перестать восхищаться, потому что даже таким Габриэль продолжает к нему тянуться. В какой-то момент поцелуй прекращается на одно мгновение, но этого мгновения достаточно, чтобы Сэм не смог остановиться. Прижался к коже щеки губами, скользнул ниже ровно тогда, когда Габриэль склонил голову и неожиданно для себя провел кончиком языка по шее. Совсем чуть-чуть, не понимая, что делает, и с восторгом принимая отклик. Руку в его волосах, прижимавшую к себе еще ближе, и вторую, неосознанно удерживающуюся на его плечах. Увлекаясь, ища новый ответ, требуя отвечать, сходя с ума от каждой мелочи – от металлических бусин на проступающих под кожей очертаниях мышц шеи до черных нитей, обвивающих кожу запястья. От необычного рисунка на спине, сводившего с ума его самого и вместе с тем самого Габриэля до губ на своей татуировке, жадных до прикосновения, когда оставаться в одежде слишком жарко. Сэм даже не заметил расстегнутой рубашки – он прижал к себе полуобнаженного Габриэля, ища нового воплощения близости. Сжимая его в руках так крепко, что само собой получилось приподнять его для поцелуя, его способность понимать, когда он обнял Сэма за шею и подтянулся сам. Теперь поцелуй имел смысл. Высказать то, для чего не придумать слов, передать все то нетерпение, весь тот жар ответа, который редко бывает в первый раз, все несбывшиеся страхи, тот восторг от ощущения собственной силы, которую Сэм в себе впервые обнаружил, все то восхищение, которое они вызывают друг у друга. В какой-то момент Габриэль отпустил его шею, удерживаясь только на руках Сэма, освобождая свои и немедленно переводя их в другое место – к талии, вверх по бокам, задирая полу расстегнутую рубашку. В какой момент нужно остановиться? С каждой секундой пульс учащался все сильнее и сильнее, дышать приходилось еще чаще, но это невозможно, пока его язык был вовлечен в придуманную другим игру, пока его губы были заняты чужими. Задыхаясь, он опустил руки еще ниже, перехватывая Габриэля под бедра, успевая удерживать так всего на чуть-чуть. Ничего, кроме шумных выдохов, шуршания одежды и учащенного дыхания, он не слышит – и то едва-едва, ведь ток крови в ушах заглушает все.
- Не то, чтобы я так желал вас проверять, я просто забыл свои документы, - Габриэль мгновенно спрыгнул на пол, спиной прижимаясь к спине Сэма и заставляя его повернуться лицом к вошедшему профессору. Будучи меньше во всех отношениях, спрятаться ему было гораздо легче, тогда как Сэму быстро привести себя в порядок – нет. Поэтому он повернулся как есть – раскрасневшийся, с взлохмаченными волосами и расстегнутой рубашкой, старающийся дышать так, как должен был бы нормально. Вздохнул и посмотрел прямо на профессора – тот, впрочем, был в форме не лучшей, с блестящими глазами и расфокусированным взглядом, не посмотревший на них ни разу, шарящийся по своему столу в поисках какого-то мешочка, после чего сразу вышел, так и не посмотрев.
- Вот это адреналин, - восхищенно присвистнул Габриэль, выглядывая из-за спины Сэма. – Еще бы чуть-чуть, и держать нам ответ перед НЕЙ. А я еще со вчера не отошел.
- Если бы это чуть-чуть… - и Сэм махнул рукой, не в состоянии представить, что тогда было бы. Неуверенный сам в том, что происходит, он прежде всего не хотел, чтобы это определили за него чужие люди.