- Сэм, когда ты влюбляешься, ты не спрашиваешь себя, зачем и для чего. Ты любишь, и отчасти – для самого себя. Любовь принадлежит только тебе, и желать ответа на нее – значит быть эгоистом. Не я предложил Дину попробовать, только лишь он сам, устав требовать от меня тот же ответ на вопрос. Я сказал ему, что мне не нужно совершенно ничего, ни отношений, ни прикосновений. Я просто благодарен ему за то, что я чувствую себя так, - он улыбнулся Сэму как ребенку, который когда-нибудь поймет, в чем его ошибка. – Любовь подразумевает то, что человек дорог тебе больше тебя самого, что забота о нем будет самой приятной обязанностью из всех, сама возможность быть рядом и помогать. Ей не нужен закон, чтобы признать ее, не нужен ответ, чтобы питать. Ведь она рождается, еще не зная ответа. Требовать его – каприз, разрушающий чувство до основания.
- Мне не понять, - признал Сэм. Чтобы он мог вот так просто остаться рядом с человеком, который не любил бы его и вместе с тем знал о своей власти над ним? Это даже звучало глупо.
- Я нужен ему, если хочешь, это и будет мой ответ. Я нужен, и потому я счастлив, - и на этом Кастиэль как-то сумел подвести черту разговора, отказываясь говорить об этом дальше. Он прижал книгу к груди, обняв ее обеими руками, и оставил Сэма на ковре в одиночестве, направляясь к двери.
Сэм думал об этом не переставая. Он не представлял, как должны выглядеть отношения. Он только чувствовал, что не может примерять это же на себя и Габриэля. Особенно учитывая, что Габриэль прервет его на первом же слове, обзывая дураком, и займет его чем-нибудь другим, вроде разговора или прогулки. Сам Сэм наблюдал за парами вокруг, и он не сказал бы, что они тот образчик нормальности, который он искал. Встречаться с такой страстью, чтобы тут же расставаться, при первом недопонимании устраивать скандал и поливать друг друга грязью, - это было тем, что общество поощряло? Капризные девушки с претензией на взрослых, не умеющие готовить, красящие ногти в салоне и отдающие больше денег, чем стоит обед на неделю, одевающиеся так, что одежда не скрывала ничего. В них не было никакого намека на тайну, не было никакого удовольствия даже представлять их в интимной обстановке, потому что все, что они могли показать, они уже продемонстрировали. И парни, ржущие и отпускающие пошлые шутки, сами не способные ухаживать за собой, способные подкатить к девушке вдвоем и набираться храбрости, неся какой-то совершенный бред, балдея от благосклонности и едва ли не возбуждаясь от этого мгновенно. Им было не о чем разговаривать, им было ничего не надо, они не умели смотреть в будущее и вообще считали, что вся жизнь после – как в фильме по телеку. И они, вызывающие у Сэма отвращение, имели право жрать друг друга в том, что трудно было назвать поцелуем, прямо на улице, на глазах остальных, и никто в действительности не стал бы осуждать их по-настоящему, кроме, разве что, хорошо воспитанных пожилых женщин. Нет, Сэму не нужно было немедленно демонстрировать всему миру права на Габриэля, ему не хотелось устраивать шоу со слюнями прямо в автобусе, но он не мог даже просто взять его за руку. Но ведь это было нормальным. Они были нормальными.