- Еще минута, и я забуду, что здесь ходят люди, - предупредил он Габриэля, только широко улыбнувшегося на его злость. Первый раз удался на отлично – сын декана поморщился, увидев их, и тут же толкнул своего нервного заикающегося друга в попытках идентифицировать их. Поначалу планировалось, что первый раз их застанут только державшимися за руки или что-то в этом роде, но удержаться не получилось. Габриэль дразнил его так открыто, и взглядами, и словами, и воспоминаниями, что Сэму ничего не оставалось, кроме как проучить его. Он надеялся, что всю первую пару его губы будут саднить, и, вероятно, судя по мстительным смскам, что приходили ему на философии под раздраженным взглядом Анны, так оно и было. И во второй раз, когда они планировали подловить футболиста возле стадиона, что было крайне опасно, Габриэль отомстил ему не просто поцелуем, но мимолетными прикосновениями под рубашкой и сквозь ткань джинс. Слишком большой перерыв для гормонального взрыва. Слишком велика потребность. Ему было плевать, сколько именно футболистов его увидят, да и место было совсем пустынным – требовалась огромная удача, чтобы увидеть их здесь – и потому он дал себе свободу. Сумка лежала рядом на асфальте вместе с сумкой Габриэля, а его руки уже давно проводили по едва ощутимым контурам его татуировки на спине, проходясь от лопаток до поясницы и иногда чуть ниже.
- Какие люди? – фыркнул Габриэль, пожалуй, дыша чуть чаще, чем обычно. Вопреки его насмешливому тону, он провел по щеке Сэма без какого-то двойного смысла и намерения, просто потому, что ему так хотелось. – Наш клиент прошел примерно минут пять назад, потратив еще пять на разглядывание нас, - сообщил он, отстраняясь от губ Сэма на какие-то секунды. – Если тебя интересует, конечно, - и приглушенно застонал, признавая, что Сэм учился слишком быстро.
- Думаешь, действительно скажет сегодня? – спросил Сэм, лишь огромным усилием воли заставляя себя отпустить Габриэля. Тот недовольно нахмурился, но решению Сэма вторил звонок – пора было возвращаться с большого перерыва. – Мне кажется, что все завертелось уже и без нашего участия, - Габриэль странно посмотрел на него. – Что я сказал не так?
- Я чувствую то же самое, - признался он. – Как будто мы потеряли над этим контроль почти сразу же, как только решили. Странно, что никто не запалил нас – нет, Сэмми, правда, мне случалось забираться в квартиры, но не со спящими там хозяевами, обычно в нежилые, но свидетели есть всегда. И что он позвонил – теория про внушение только теория. Это должно было закончиться почти сразу же, но чем ближе вечер, тем больше я нервничаю.
- Я не могу предсказать вечер, - кивнул Сэм, касаясь его руки на какое-то мгновение. Чувствовать подобное взаимопонимание было невероятно и почти правильно. Почти напоминало ему кукольный домик. Казалось бы, все выглядит так, как должно, но на деле оно ненастоящее. Он все еще больше всего боялся, что ненастоящим окажется Габриэль, что шел с ним рядом. Что на самом деле у него нет того человека, над кем и вместе с кем можно безнаказанно шутить и не думать над словами, иногда молчать и просто быть рядом. Нет того, чьи прикосновения бы сводили с ума лучше любой фантазии, чей ответ поражал искренностью и на чьей коже следы служили бы лучшим напоминанием.
- Я скажу больше. Я его вообще не чувствую, как будто вечера уже не может быть.
***
«- Сэм. Не пытайся ответить. Просто слушай. Сделай то, что должен. Это не более чем обман. Послушай меня. Время уходит. Освободи свой разум от всего, что наплел тебе Захария».
Сэм вздрогнул и проснулся. Он сидел на лекции, возможно, уже отсидел половину, Габриэль сидел с ним и необычно для самого себя занимался химией, рисуя формулы во всю страницу. Чередование линий и букв едва не повергло Сэма обратно в сон. Он часто заморгал, пытаясь скинуть с себя все то же гнетущее впечатление, которое преследовало его во снах, как снова вспомнил.
Дерево. Он был привязан к дереву так крепко, что освободиться не получалось. Он мог только двигать глазами. Кажется, он был в белом костюме. Он не мог видеть, но это было одним из его ощущений. Поляна в совершенно сумрачном лесу, в тот час, когда темнота еще не наступила, но вечер уже вступил в свои права. Что самое страшное – он был там в одиночестве. Один посреди леса, привязанный так, что нет никакого шанса на освобождение. И отчаянно громкий голос, пытающийся что-то сказать ему. Сэм не видел его обладателя, не помнил тона голоса, не помнил слов. Снова его сковало ощущение потери, словно бы он тратил время зря. Накатывала тошнота, а голова кружилась. Иногда, если отвлечься, ему казалось, что конечности словно бы действительно немели от отсутствия движения. Иногда, если слишком быстро переводить взгляд, он угадывал сквозь какую-то нереальную картинку стволы деревьев.