Мистер Уайлдер и я

Доктор Рожа делился впечатлениями о том, как изменился Мюнхен за последние несколько лет. Вероятно, после того как в Мюнхене прошли Олимпийские игры в 1972-м, деньги в город потекли рекой. Кроме ультрасовременного олимпийского стадиона, напоминавшего произведение искусства, в городе проложили метро. Вокруг стадиона выросла олимпийская деревня, привлекшая миллионы инвестиционных немецких марок.

— Остается лишь гадать, — сказал доктор Рожа, — откуда взялось столько денег.

— Ну, — криво усмехнулся Ици, — лучше нам не докапываться до истины.

— Что вы имеете в виду? — поинтересовался молодой немец.

Ответил Ици не сразу. А когда ответил, голос его был одновременно монотонным и страстным.

— Подозреваю, изрядная часть этих денег тайком переправлена обратно из Швейцарии. Эти деньги — пожива нацистов в основном, — пояснил он.

— О, прошу вас… — вздохнул один из немецких финансистов постарше.

Наступившую неловкую паузу прервал Билли:

— Мистер Даймонд много более расположен к цинизму, чем я. Откровенно говоря, по-моему, он самый циничный человек из всех, кого я когда-либо знал. Тогда как мой взгляд на человеческую природу абсолютно благодушен. Я всем сердцем верю в доброту и альтруизм человеческой расы. — Гости замерли в предвкушении ударной концовки, которая перевернет все с ног на голову. — Впрочем, коли уж зашла об этом речь, позволю себе заметить, что каждый раз, приезжая в Германию, я не устаю удивляться: как так получилось, что к концу войны все нацисты попросту исчезли, растворились в воздухе, словно дымок от сигареты.

— Да никуда они не исчезли, — раздался чей-то голос. — Их судили, выносили приговоры за военные преступления, сажали в тюрьмы…

— О, я говорю не о крупных фигурах, не о закоперщиках. Эти да, получили по заслугам. Меня же, знаете ли, более интересуют другие люди. Обычные люди. Те, кто позволил всему этому случиться. Наверное, вам это не очень бросается в глаза, потому что вы здесь живете, но когда приезжаешь в Мюнхен из другой страны и видишь вокруг столько пожилых людей, на языке невольно вертится вопрос: «Окей, а что вы делали в сорок втором и сорок третьем, когда здесь творилось черт знает что, настоящий ад?»

— Обычно они отвечают, что участвовали в Сопротивлении, — сказал Ици.

— Как тот человек из вашего фильма, — вставил финансист постарше.

Билли воззрился на него:

— Моего фильма?

— Помощник Джеймса Кэгни^[28]. Из фильма, снятого в Берлине.

— Ах да. — Билли повеселел. «Раз, два, три». Напоминание было приятным. Фильму сопутствовал успех.

Немец постарше продолжил:

— Тот парень, что вечно щелкал каблуками, и Кэгни спрашивает его: «Что ты делал во время войны?», и он отвечает, что был в подполье, и Кэгни говорит: «В Сопротивлении, что ли?», и парень отвечает: «Не-е, я работал в метро, всю войну трудился в подполье и знать не знаю, что происходило наверху», и Кэгни опять: «Хочешь сказать, что ты никогда не слыхал об Адольфе Гитлере?», а парень в ответ: «Об Адольфе… как, говоришь, его фамилия?»

Гости рассмеялись. Билли удовлетворенно кивнул: сцена получилась хорошей, если зрители ее запомнили. Однако молодой немец, отметила я, не смеялся вместе со всеми.

— Наверное, нужен человек со стороны, — добавил финансист постарше несколько льстивым тоном, — чтобы показать нас такими, какие мы есть на самом деле. Вот почему нам необходимо искусство. Вот почему нам необходимо кино.

— Да, возможно, вы правы, — сказал Билли. — Моя секретарша из местных — мы наняли ее на время моего пребывания здесь — приезжает на работу из загорода, и я спросил ее, где она живет, и она ответила: «В Дахау». Буднично так ответила, для нее это место проживания, обычный немецкий городок с обычным немецким названием, ничего особенного. А у меня — как и у любого человека со стороны — от этого названия мороз по коже. Тысячи людей погибли там. Но для нее это родной дом. И только.

Гости за столом молча размышляли над точностью этого высказывания. Все, кроме молодого немца. Немного помедлив приличия ради, он сказал:

— Вообще-то в ходе исследования, начатого с недавних пор, обнаружились любопытные факты…

Все присутствующие немедленно перевели взгляд на молодого немца, особенно пронзительным и пристальным был взгляд Билли.

— …проводится оно по большей части в Америке, надо заметить, и собранные факты свидетельствуют, что число погибших преувеличено. Цифры немыслимые, они ни в какие рамки не лезут. Попросту раздутые цифры.

— Исследование? — первым откликнулся доктор Рожа. — Какого рода исследование?

— Научное исследование. Те, кто им занимается, не принадлежат к неонацистам. Это уважаемые американские ученые из различных университетов, например из Нортвестерна^[29].

— Да, я в курсе, — сказал Билли, наливая себе бренди из возникшей на столе бутыли, — наслышан об этой попытке отрицания исторической правды. Но, боюсь, их выводы не совпадают с моими личными наблюдениями. Как и с моим жизненным опытом, если уж на то пошло.