Мистер Вечный Канун. Город Полуночи

Виктор дернулся: ему вдруг показалось, что кто-то шарит у него по карманам. Он огляделся и с удивлением обнаружил, что никто и близко не думает тянуть к нему свои руки, но тут же вспомнил, где находится и кто его окружает.

«Проклятые ведьмы!»

Виктор проверил содержимое карманов.

«Так, вроде бы все на месте. Тетрадка, свеча, спички, зеркальце… а где же часы? Проклятье, где часы, которые подарила Скарлетт?! А, вот же они. Как им и положено, лежат в кармашке жилетки. Но ведь их только что не было. Или были? Наверное, показалось… Чертовы ведьмы — из-за них уже и мерещится невесть что!»

Виктор почувствовал пристальный взгляд и поднял глаза. На него смотрела бабушка. Сверляще, пронзительно, недобро. Слишком осмысленно для человека, который ничего кругом не замечает. Но стоило Виктору моргнуть, и он вдруг понял, что бабушка вовсе на него не смотрит, а едва не засыпает, верно, от скуки. Выходит, показалось…

И все же Виктор напомнил себе, что нужно быть бдительным. Он пытался наблюдать, подмечать и слушать, старался не упустить что-то важное, но люди кругом будто бы говорили на незнакомом языке — до него долетали лишь куцые обрывки, из которых никак не получалось понять, что будет дальше, когда все наконец наедятся. Отовсюду раздавались фразы вроде: «Ну же, я куплю у вас его для своего гримуара! Продайте мне его!», «Говорят, в Ипсвиче кто-то открыл Малум, представляете?» или «Я вчера увидела ее фамильяра — он сидел в моей комнате, представляете?!»

Виктор не разбирался во всей этой терминологии и чувствовал себя как в свой самый первый день в редакции — репортеры общались друг с другом лишь журнализмами. Но зато взгляды… о, для того чтобы понять взгляды ведьм, не обязательно было быть колдуном.

Каждый из гостей то и дело в нетерпении косился на некий прибор, стоящий посреди стола. Это был механизм из красного дерева и меди, со множеством трубок, стрелок и маятников. Механизм явно представлял собой часы, хоть и весьма странные: стрелки отрастали не из центра круга, а сверху и снизу и тянулись своими остриями к середине циферблата. Мгновение, когда они сойдутся вместе, должно было наступить уже очень скоро.

Виктор поймал себя на мысли, что он, вероятно, здесь единственный, кто думает, как бы сломать эти часы, и надеется: а вдруг после этого момент, которого все так ждут, и вовсе не наступит?..

И тут вдруг произошло нечто, чего не ожидал никто из присутствующих. Виктор сразу догадался, что это не часть какой-нибудь из местных ведьминских традиций.

Тетушка Рэммора одним невероятным движением неожиданно вскочила на стол и замерла. Когда все повернули к ней лица, она эффектно подняла ногу и принялась… плясать. Судя по ее лицу, она то ли не понимала, что происходит, то ли прекрасно понимала, но ничего не могла с собой поделать: в одно время она бессознательно отдавалась танцу, но в другое — в ярости сжимала зубы, пытаясь прекратить движения ног и рук. Танец Рэмморы напоминал смесь джиги и чего-то дикого, первобытного.

Гости выглядели довольными: они хохотали, аплодировали и всячески подбадривали Рэммору, полагая, что это — некое развлечение, заготовленное специально к празднику хозяевами дома.

На тетушку было жалко смотреть. Виктор видел боль на ее лице и страх в глазах. Не в силах контролировать свое тело, она была способна лишь выть и плакать, что забавляло гостей еще сильнее. Они так и не догадались, что здесь что-то не так.

Платье Рэмморы задиралось и комкалось, шляпка неистово подпрыгивала на волосах и, если бы не была закреплена, уже давно покинула бы свою хозяйку. Вскоре у младшей сестры Кэндл сломались оба каблука, и, кажется, она вывихнула лодыжку. Но танцевать не прекратила — это была настоящая пытка…

Виктор бросил взгляд на Мегану. Тетушка мстительно улыбалась. «Ну, ты у меня попляшешь», — вспомнились племяннику слова Меганы, услышанные им в первый же день по приезде в Крик-Холл. Тетушка сдержала слово и наконец отомстила.

— Хватит! — негромко, но твердо сказала мама.

Рэммора в тот же миг прекратила танцевать и без сил рухнула в кресло прямо со стола. Она пребывала в полуобморочном состоянии: ее лицо было красным и мокрым от слез, грудь тяжело вздымалась.

Как только танец прекратился, гости вернулись к прерванным разговорам и поглощению еды.

Виктор уже начал сомневаться в неотвратимости ожидаемых им жутких событий, когда спустя примерно час после безумной пляски тетушки Рэмморы произошло то, что он с долей безысходности и гнетущей предопределенности назвал: «Начинается…»

Над столом вдруг раздался пронзительный птичий крик. Разговоры мгновенно смолкли, гости застыли на своих местах. Виктор проследил за взглядом Кристины — сестра не мигая смотрела на странные часы в центре стола. Все присутствующие также уставились на них.

Виктор схватил нож для рыбы и спрятал его во внутренний карман пиджака — слишком наивно было считать, что он ему поможет, но лучше это, чем ничего…

Птичий крик раздался вновь, только теперь Виктор уже знал, что являлось его источником — пронзительное карканье вырывалось из витиеватых медных трубок в часах.