Мистер Вечный Канун. Город Полуночи

Вышел к берегу я моря, не страдая от потерь.
На земле одни несчастья! Буду плавать я теперь!
Капитан меня не слушал и сказал, что нет кают.
Но я ловко в трюм пробрался, пусть попробуют найдут!
И, конечно же, каюта для ирландца есть всегда:
Коль отплясываешь джигу, то моряк ты хоть куда!
Но отплыв из Холихеда, я вступил в «зеленых» клуб:
«Лучше б шел по дну пешочком, как нормальный синий труп!»

Лежу в трюме, как селедка, и совсем не грустно мне,

По дороге в славный Дублин я шагаю налегке.
Уэк-фо-лоллиа…

Хорошее настроение вернулось этим утром, прямо как солнечный лучик, вышедший из-за туч, чтобы развеселым зайчиком отплясать джигу на полированном боку котла с золотом. Мистер Грин всегда считал себя отъявленным везунчиком, но при этом страдал пораженчеством и сперва неизменно клял свою горькую судьбу, а после с пеною у рта нахваливал ее, когда все прежние якобы невзгоды оборачивались для него благами, а особенно — выгодами.

Вот и сегодня он уже думал, что день безнадежно утрачен, что, пока мадам Тэтч не приедет, в его жизни не произойдет ничего хорошего, но после случилось чудо. Чудо из породы лучших чудес: нежданных, сваливающихся на голову как гром среди ясного неба.

Конечно же, дело было в деньгах. В чем же еще? Мистер Фирч наконец вернул долг, и с большими процентами. Мистера Грина не заботило, откуда старикан взял деньги: убил ли кого ради них, ограбил или одолжил. Главное, что не наколдовал — и то хорошо. Фирч вернул всё, и прекрасные, замечательные фунты сейчас были плотно набиты в тайные карманы под зеленой жилеткой.

Лепрекон подошел к своей двери и, оглядевшись по сторонам, все же позволил себе пару раз дернуть ножками в джиге.

Высадившись в Ливерпуле, землю я расцеловал,
Но моряк один селедкой ни за что меня назвал.
Кровь ирландская вскипела, и я вмиг рассвирепел:
«Оскорбив меня, скотина, ты ж Ирландию задел!»
«Ну, держись теперь!» — я крикнул и ударил промеж ног,
Гэллоуэйские ребята помогли мне кто чем мог.
Всем матросам перца дали, смогли Дублин отстоять,
Вот так славно погуляли, каждый день бы так гулять!

Пусть подбит глаз и хромаю, но ничуть не грустно мне,

По дороге в славный Дублин я шагаю налегке.
Уэк-фо-лоллиа…

Допев, совершенно счастливый оттого, что у жизни есть такой замечательный он, мистер Грин, лепрекон, повернул ключ и зашел в свою комнату. Едва он закрыл за собой дверь, как сердце его дрогнуло, а в ушах зазвенел погребальный перебор струн кельтской арфы. Дыхание коротышки прервалось, и, схватившись за грудь, он опустился на пол.

Чувствуя, что умирает, мистер Грин дрожащими пальцами сорвал с шеи шелковый галстук и расстегнул ворот рубашки. С превеликим трудом он нащупал нательный крест на цепочке. В глазах потемнело, и лепрекон, будто слепец, стал тереть оберег пальцами, проверяя, на месте ли крестовина, на месте ли охватывающий ее круг, на месте ли выгравированная фигурка святого Патрика. Ведь если да, то как святой допустил то, что случилось?

Раньше, вплоть до сего момента, мистер Грин считал, что раз он не человек, то просто обязан быть на особом счету у святого Патрика, но сейчас, подползая к кровати на четвереньках, с ужасом осознал, как ошибался.

Мистеру Грину не нужно было заглядывать в тайник, чтобы мгновенно понять: его обокрали. Подло! Вероломно! Совершенно низко — пока он ужинал! Как так можно?!

Да, тайник был пуст. Не помогли ни запутывание следов, ни невидимость, ни отвод глаз. Иллюзорный саквояж с иллюзорным золотом по-прежнему стоял в гардеробе, а подлинный…

На кровати лежала какая-то бумажка. Какая-то записка. Мистер Грин в полубессознательном состоянии от горя вытащил из кармана лорнет и начал читать:

«Дорогой мистер Грин!