— Нет, я и не думал. Просто я хочу, чтобы ты понял…
— Отстань… отстаньте в смысле.
Томми спрыгнул с подоконника и, забравшись на кровать, вытащил из-под подушки подарок тетушки Скарлетт. Он начал крутить винт завода, но из-за охватившей его злости крутил то слабее, чем надо, то сильнее, и механическая птица как была холодной и мертвой, таковой и осталась. Мистер Бэрри, по-прежнему не поднимающий взгляда от газеты, поежился, как от сквозняка.
Чарли подошел к Томми и присел рядом.
— Хватит дуться. И без того всяких бед хватает.
Но Томми не собирался так просто прекращать дуться. О нет, он был намерен подуться как следует. А кто бы на его месте воспринял все происходящее иначе?
При этом он путался, не зная, как обращаться к своему «другу»:
— Ты… вы… — начал он оскорбленно. — Почему вы?..
— Называй меня Чарли, как и раньше, — просто сказал Чарли. — А когда я стану мисс Мэри, то — мисс Мэри. А когда Кларой…
— Да, я понял. И кем еще ты прикидываешься?
— Больше никем.
— И я должен поверить?
— Ты же верил мисс Мэри, ты поверил Кларе Кроу тогда, на скамейке, — справедливо заметил Чарли. — Ты помог мне. Я все узнал только благодаря тебе. Правда оказалась намного ужаснее, чем я мог предположить, но… лучше даже такое знание, чем считать, что сходишь с ума.
Томми молчал. Все, что говорил ему «друг», звучало разумно. Но то, что происходило сейчас в его собственной голове, напоминало пеструю карусель, крутящуюся и шумящую. Ощущение дурацкого сна, которое не отпускало мальчика с самого момента пробуждения от криков Чарли сегодняшним утром, усилилось.
— Что ты делаешь? — спросил Чарли.
— Щипаю себя, пытаюсь проснуться.
Чарли усмехнулся.
— Все это так… глупо, — пробормотал Томми. — Зачем было прикидываться моим другом… постой… столько лет! Это все время был не Чарли? Чарли никогда не существовал?
Томми и Чарли познакомились, когда Томми пошел в первый класс. С того момента прошло целых четыре года.
— Я не прикидывался. Я был твоим другом на самом деле.
— Но при этом был… моей теткой?
— Да, и остаюсь. И другом, и теткой Кларой, и мисс Мэри.
— Но зачем? Зачем Кларе Кроу прикидываться ребенком? Зачем ей ходить в школу? Как же твои… не знаю… дела?
— Какие могут быть дела у полоумной Вороны, бродящей по улочкам города дни напролет? Заботы бродяжки, тоже мне… Борьба с насморком да стоптанные каблуки?
— Нет, — запротестовал Томми. — Ты использовал меня, чтобы… чтобы… Да я ведь так и не знаю, зачем все это было нужно! Чтобы я всего-навсего подбросил теткам записки? Только ради этого? Зачем становиться ребенком и прикидываться моим другом так долго?
— Ты спрашиваешь «зачем», — печально улыбнулся Чарли. — Твое «почему?» превратилось в «зачем?», ну ладно… Зачем я прикидывался ребенком? Зачем ходил в школу? Таскал портфель, учил уроки и плевался бумажками в пастора Джонса? Тебе этого не понять, но я попробую объяснить. Когда ты взрослый, когда ты старый и глупый, сухой и черствый, ты или просто забываешь свое детство, или тоскуешь по временам, когда не было никаких забот, когда кости не болели, а простуда казалась худшей из напастей. Когда ты взрослый, ты уже не помнишь, что такое «промочить ноги в луже» или «ободрать коленки». Взрослые за все годы столько раз пробуют шоколадные конфеты, что их вкус для них в какой-то момент становится просто одним из кучи обычных вкусов. У них дела и важность. Они не могут гоняться за котами, лазить по деревьям, «где-то шататься весь день». Детям меж тем все равно, испачкались они или нет, причесаны они или нет, им плевать, что там с фондовой биржей и новыми налогами. У них нет забот о чем-то, что
Чарли на миг замолчал, почесал макушку и продолжил: