Мистерии доктора Гора и другое…

Перед заключительным заседанием Рачихин как бы очнулся от долгого и тяжелого сна. Три дня члены жюри не выходили из своей комнаты, решая его судьбу. От последнего слова Рачихин отказался, сказав только: «Спасибо, я буду надеяться на справедливый приговор…»

Когда его ввели в зал суда для заслушивания вердикта, он всматривался в лица присяжных, занявших свои места, и пытался по их выражению угадать, что содержится в том маленьком конверте, который председательница жюри вручает сейчас судье. Особо тревожило его то обстоятельство, что одна из присяжных, сорокапятилетняя женщина с рассыпанными по плечам седыми волосами, явившись однажды на суд заплаканной, сообщила, что была вечером ограблена и изнасилована молодым негром, задержать которого пока не удалось…

* * *

Зарегистрировано в Верховном суде

графства Лос-Анджелес

2 марта 1986 года

РЕШЕНИЕ СУДА

Мы, присяжные в вышеуказанном процессе, находим обвиняемого Владимира Рачихина виновным в непредумышленном убийстве посредством автомобиля, в нарушение параграфа 192 /с/ Уголовного кодекса, в меньшем, но совершенном нарушении, чем то, по которому было предъявлено обвинение в статье 1 судебной жалобы, и мы находим, что оно было совершено при отсутствии преступной халатности.

Датировано 18-м августа 1986 года

Клавдия Бриссел,

Председательствующая

Рачихина освободили прямо в зале суда…

Точнее, по оглашении вердикта жюри, судья назначил вынесение приговора на следующий месяц. Оставшееся до него время Рачихину предстояло провести в своей камере. Сменив гражданскую одежду, выдаваемую ему перед каждым заседанием суда, на ставшую ему привычной тюремную, он ожидал отправки назад, а пока, пролистывая сборники законов и справочники, находившиеся в судебной камере, пытался понять, что же его ожидает теперь.

Оказывалось, что-то около года, из которого семь с половиной месяцев он уже отсидел. Значит — меньше полугода. Внезапно в камеру зашел полицейский — не тот, который должен был сопровождать его обратно в тюрьму, а местный, из судебной охраны.

— Погоди собираться — судья просит вернуться в зал…

— Зачем? — Володька ничего не понимал. Процесс вроде бы закончен. Неужели что-то было не так? Или он опять чего-то не понял?

В сопровождении полицейского, но уже без наручников, Рачихин прошел по лабиринту подземных коридоров суда. Лифт поднял их на второй этаж, к залу, где, кроме судьи, прохаживающегося в свободном пространстве, отделяющем ряды кресел от судейского стола, и стенографистки, перебирающей пухлые папки с документами, никого уже не было. Коротким жестом он пригласил Рачихина пройти в расположенную позади его стола комнатку.

— С сегодняшнего дня вы могли бы быть свободным, если обещаете явиться в суд 17 ноября. Обещаете?

Почти не слушая ответа Рачихина, он уже набирал номер прокурора, поддерживавшего на процессе обвинение Рачихина. Посовещавшись с ним, он обратился к Рачихину:

— Переносим вынесение приговора на ноябрь. 19-го прошу явиться в суд.

Расписавшись, не глядя, в какой-то бумаге, Рачихин снова спустился в камеру, где ему вернули гражданскую одежду. Полицейский срезал с его руки пластиковый мешочек, содержащий тюремный номер. Его вывели во двор позади здания суда. Открылись металлические ворота, и Рачихин впервые вышел через них — вышел своими ногами, а не пересек их в тюремном автобусе — на улицу.

С минуту потоптавшись на месте, пытаясь сообразить, куда же ему идти, он медленно направился в сторону, ведущую к океану. Очнулся он от резкого шороха покрышек тормозящего рядом автомобиля. Из новенького «БМВ» выглянула мулатка — та самая охранница, отношение которой к Рачихину было столь необычным и памятным для него.

— Владимир, ты куда?

Рачихин не сразу собрался с ответом. Он смотрел на мулатку сквозь застилавшие глаза слезы и неуверенно указал рукой в конец улицы, упиравшейся в набережную.

— Деньги у тебя есть?

Рачихин отрицательно покачал головой. Порывшись в сумочке, мулатка протянула ему зеленую бумажку. Володька сжал в кулаке десятидолларовую купюру, ткнулся неуклюже губами в тыльную сторону протянутой ему смуглой ладони и медленно зашагал к набережной. Он не успел дойти до нее — рядом остановился золотисто поблескивающий лаковыми боками открытый «Ягуар», за рулем которого сидел Пранский. На ногах его были короткие шорты, на глазах — темные солнечные очки. Облик Пранского, столь непривычный Рачихину, видевшему его всегда в строгом костюме и белоснежной сорочке, завершала надвинутая низко, почти на самые брови, теннисная кепочка.

— Едем ко мне, отметим твое освобождение!