Мистерии доктора Гора и другое…

Да, сложившаяся ситуация выбора не оставляла — бежать вплавь было бы самоубийством. Что же оставалось? Оставался аэропорт в Кальяо, оставалась Канада, где самолет садился на дозаправку горючим — вторую по счету. И, разумеется, совершенно исключалась Куба — в Гаване предстояла первая посадка и первая дозаправка авиалайнера.

Ночь, которую Чернов планировал использовать для побега вплавь, отмененного им в последний час, тянулась бесконечно долго. Сон не шел. Михаил вновь и вновь проигрывал в уме возможные варианты бегства, и почти каждый из них таил в себе какую-то опасность, каждый был обусловлен совпадением многих, порою почти нереальных обстоятельств. И в каждом таилась вероятность провала, влекущего за собой не просто отлучение от моря, но куда более скверные последствия для неудачливого беглеца.

Потом пришло утро 28 января. Матросы столпились у трапа, ожидая катера. В их группе играло сразу несколько магнитофонов, кто-то нестройно пытался подпевать словам, терявшимся в огромном и совершенно прозрачном пространстве, поглотившем корабль… Кто-то из начальства расположился неподалеку от матросов — эти явно были навеселе после дегустации корабельного спирта, остатками которого электромеханики потом, во время рейса, будут безуспешно пытаться зачистить и промыть контакты многочисленных реле, покрытых густой морской коростой.

Подошел катер. Матросы погрузились в него, и спустя полчаса вся группа уже садилась в автобус, направлявшийся к аэропорту. Чернов шутил, рассказывал какие-то анекдоты, кому-то помог тащить чемодан, изо всех сил стараясь не показать ребятам, что в действительности творилось у него на душе в эти минуты.

В автобусе раздали авиабилеты. И когда впереди, за огромным, усеянным столбами и вышками пустырем, показалось здание аэропорта, он огромным усилием воли, как бы отрезая себе все возможности перемены принятого им решения, разорвал свой авиабилет — так, чтобы никто этого не заметил — и засунул в темный угол под сиденьем оставшиеся клочки.

Приближался самый ответственный момент задуманной операции: Михаил стал внушать себе, что испытывает сильнейшую боль в желудке. И когда все вышли из автобуса, он настолько вошел в роль, что, как ему казалось, стал действительно ощущать ее приступы. Но… но никто вокруг не обращал на его преломившуюся пополам фигуру ни малейшего внимания. И тогда Михаил бросил на землю сумку и направился во внутренние помещения аэропорта один.

Из этого эпизода, длившегося считанные минуты, но занявшего как будто целую вечность, он запомнил только вытаращенные глаза электромеханика Закревского, его сдавленный то ли шепот, то ли крик: «Миша, ты куда!?» И дрогнувший голос капитана: «Чернов, я за вас больше не отвечаю!» Но тогда до них, видимо, все же не доходил истинный смысл происходящего: скорее всего они понимали это как очередную эскападу подчиненного, которому терять уже нечего и который решил напоследок, перед самым возвращением на родину, выкинуть еще какое-нибудь коленце, чтобы и после увольнения из экипажа оставалось чем-то похвастать перед дружками на берегу.

Едва Чернов вошел в здание, перед ним выросла внушительная фигура представителя советского посольства. Пришлось потерять несколько минут на объяснения, связанные с «болезнью», на ходу придумывая ее подробности. Выглядело все достаточно убедительно, и чиновника этого смутило лишь то, что при таких-то симптомах Чернову разрешили выход в море.

— Как же, — удивился он, — ты прошел медкомиссию?

— Да так, упросил знакомую врачиху выпустить меня в этот рейс.

— А вы понимаете, — перешел на официальный тон «представитель», — что своим ответом вы сами себе закрыли сейчас загранвизу?

Чернов промолчал. Осмотревшая его наскоро, там же, в аэропорту, советская женщина — по-видимому, врач — долго качала головой; и, не придя ни к какому диагнозу, заключила, что симптомы говорят о каком-то серьезном воспалении. Лучшего повода, чтобы проситься в портовый госпиталь, придумать было трудно, и Чернов немедля им воспользовался. Посольский представитель связался по телефону с советской конторой «Совинко», снабжавшей в Кальяо всем необходимым советские же пароходы.

Вскоре появились двое сотрудников этой конторы, они усадили Чернова в легковой автомобиль, и спустя полчаса он находился уже в отдельной палате госпиталя «Сан-Фелипе». Пообещав, что через несколько минут его навестит врач, сотрудники «Совинко» удалились. Времени оставалось в обрез. Чернов вышел из палаты в коридор и, вроде бы заинтересованно рассматривая развешанные на стенах плакаты, стал медленно продвигаться к двери, ведущей к выходу из госпиталя.