Мистерии доктора Гора и другое…

Новички, пораженные размером свалившегося на них богатства, заметались вдоль прилавков. Шумя и тесня друг друга от полок, они суетливо примеряли джинсы, майки с цветными рисунками. Вид спортивной обуви или ручных часов с музыкой вызывал у ребят неподдельный восторг. Чернов стоял в стороне от всей группы. Он размышлял. Стараясь не обратить на себя внимания, он переместился ближе к выходу. И еще через пару минут он был уже в соседнем магазине, сравнивая цены и качество товаров с теми, что продавались в «Альбатросе». А потом переступил порог магазина с вывеской, выведенной русскими буквами «Балерина».

Во всех трех магазинах товары были примерно те же. Да и цены существенно не отличались — как ни крути, черновский «миллион» кончался на паре очков, вельветовых брюках с рубашкой и платье, которое он присмотрел для сестры. Оставалось еще около 5 долларов — которых, однако, не хватало даже на пару спортивной обуви для себя самого.

— Вот они, шесть месяцев работы, умещающиеся целиком в пластиковой сумке, — подумалось с горечью. — Правы, наверное, родные, да и кто с ними не согласится: к чему гробить свои годы в море за эти-то пустяки…

Забросив сумку за плечо, Чернов подошел к прилавку-бару, установленному чуть в стороне от полок с товарами. Заказав на оставшиеся соли кружку местного пива и стаканчик рома, он присел за столик. И вскоре разговорился с продавщицами, которые немного понимали по-русски. После общества корабельных женщин — врачихи, буфетчицы, прачки, — скандалисток и валютчиц, как он называл их мысленно, — Михаил почти физически ощущал входящее в него тепло общения с миловидными девчонками, русачками, не знающими толком своих корней и весьма смутно представлявшими себе, что есть Россия, родина их дедов. Легкие волны алкоголя приятно обволакивали сознание…

Чернов:

— Ну, я после рюмки-другой и говорю: «А где у вас тут, девочки, американское посольство — я, может быть, остаться здесь хочу». Очень многое, видно, во мне накопилось, если я смог сказать это вслух, не думая о том, что другие моряки могут это услышать. А они услышали — и, по-своему желая мне добра и не понимая, что можно жить еще где-то, а не только в Советском Союзе, вернувшись на корабль, немедленно доложили об этом капитану.

Надо сказать, мозги у наших моряков здорово засорены советским воспитанием. Многие из них, если не сказать — большинство, осуждают сбежавших на чужом берегу. Причем вполне искренне.

— Ну чего ему не хватало? — рассуждают они. — Профессия романтическая, большую часть года в загранке. Живи, благоденствуй!

Чувствуют исключительность своего положения… Наверное, поэтому бегущих не так уж много. Заграница представляется им чем-то чужим, пугающим — нравы другие, язык другой. Правда, между собою моряки часто спорят на эту тему — иногда даже в присутствии начальства; в этих случаях спор редко бывает откровенным — Запад обычно ругают. Ну, а те, кто не согласен с ними, отмалчиваются.

В массе же своей моряки действительно запуганы заграницей. И не только под воздействием наставлений, исходящих от начальства: рассказывают, как однажды следом за замполитом выступил перед моряками представитель какой-то перуанской торговой компании и так запугал их, что те добровольно и дружно отказались вообще сходить в увольнение на берег — сели на самолет и улетели в Москву.

В нашем экипаже ребята подобрались бывалые — никто особо не боялся, но по улицам Лимы и мы ходили группой, чуть ли не держась за руки. Помнили слова замполита — кто-то, мол, на берегу недавно стрелял в нашу буфетчицу, у кого-то из кармана вытащили паспорт и валюту, кому-то подсунули антисоветскую литературу. А еще, наставляя моряков, он любил добавлять чисто практические соображения: были бы там родственники, деньги, язык — куда ни шло; а так-то чего бежать?..

Кажется, понимал он, что одной идеологией нас не проймешь…. И здорово за себя боялся: обычно, если происходит побег с корабля — замполита снимают в первую очередь, иногда и капитана. Бывало, что прямо в рейсе заменяли все командование корабля.

* * *

Все, что случилось через мгновение, казалось Чернову кошмарным сном. На пороге магазина возник капитан судна, за его спиной толпилась группа матросов с «Гефеста». Послушные команде своего капитана, они крепко ухватили Чернова за обе руки, вывели его из магазина и, сопровождаемый изумленными взглядами продавщиц, необычный кортеж направился к причалу, где матросов уже поджидал корабельный катер. Дождались остальных членов группы, погрузились в него. И катер, рассекая своим острым носом невысокие прибрежные волны, устремился к судну. Все молчали, никто, буквально никто, не проронил ни слова, никто никого ни о чем не спрашивал — все казалось ясным…