Мистерии доктора Гора и другое…

Глотнув остывший кофе, который он заварил — когда? Час тому назад? Шумский сообразил, что пора бы на работу. Хотя, какая работа? Остававшийся включенным телевизор показывал воскресную передачу для дошкольников. Значит, можно — привычным маршрутом — на барахолку.

Здесь ничего не меняется вот уже который год. Шумский, не торопясь, обошел лотки с самоварами, мужичков с их железками… Художников… Ничего не купив, он засобирался было домой, но что-то его сегодня не отпускало отсюда. Вот-вот, знал Шумский, должен он найти здесь нечто особо занимательное, даже необходимое ему. Однако, все же — домой. Проходя мимо старика с какой-то побрякушкой на цепочке, Шумский, покосившись на него, прошел мимо, не заметив укоризненный взгляд старика, еще долго глядевшего ему вслед…

* * *

В воскресенье, 28-го числа, Шумский поднялся раньше обычного и теперь дремал в трамвае по пути в антикварную лавку, заменившую ему давно закрытую барахолку. Вагон остановился точно напротив вывески — «Антиквариат». Шумский занес ногу, чтобы ступить на землю. Сойти со ступенек он не успел. Но успел заметить у дверей лавки кивавшего ему старика, державшего за цепочку, в протянутой Шумскому руке, поблескивающий круглый предмет. Он даже, кажется, еще успел услышать знакомый, ставший необычно громким, заполнивший собой всю улицу и заглушивший собой все другие звуки, перезвон брегета. «Там… там… там-там… та-м-м-м…». И сразу — бешенный визг тормозов.

Грохота удара он уже не слышал.

Переход

…Как знает солдат убитый,

что он проживает в раю…

Тема пятая к «Снам Однопозова»

Сонин старел. Не быстро, но старел. С ним происходили перемены, внешние — само собой: с досадой он замечал — слабела память, происходящее вокруг все меньше оставляло в ней следов. Пустяк, вроде: вот, только что была в руках книжечка с телефонами — где она? Досадно… Книжечка скоро находилась, и Сонин, листая ее странички, теперь не сразу мог вспомнить — кому, собственно, он собирался звонить? Так и складывались вопрос к вопросу, образуя к исходу дня один: а, собственно, что он значил, этот день, в его жизни, жизни инженера Сонина?

Зато глубже становилась его задумчивость, даже отрешенность, когда не мешали внешние обстоятельства, и ярче — воображение, как бы замещая собой уходящую цепкость памяти, — и это Сонину нравилось. Поначалу, только возвращаясь домой, отбыв положенные часы за чертежной доской, Сонин давал этому состоянию волю.

Потом же Сонин научился, не прерывая служебного занятия, отключать рецепторы восприятия окружающего — например, не слышать дребезжащего звонка телефона, доносящегося с соседнего стола, и только когда его окликали по имени, он отвечал на заданный ему вопрос, чаще невпопад, а то и просто отмалчивался, к чему со временем стали привыкать его сослуживцы. А были среди них славные, даже сокурсники, с кем он в студенческие годы — на байдарках, на попутках, а то и пешком исходил не одну сотню километров… Да и мало ли чего еще было в прошлом!

А теперь… Стоило задуматься, Сонин уже почти не замечал окружающего его, зато включалось воображение. Возникали, поначалу зыбкие и не вполне ясные, картины. Постепенно они становились объемными, яркими, реальными настолько, что могли вызвать испуг, бывали и такие. И вызывали. Например, они оставляли Сонина в полной уверенности, что вот, он потерял сразу все свои документы.

Казалось, что в них, в этих листках, в картонках с лиловыми печатями, закрывающими часть квадратика фотографии, но именно они, прежде всего, связывали Сонина с миром, как бы подтверждая его присутствие здесь. И, стало быть, их сохранность так важна! Хотя, как? — Да ровно настолько, понимал Сонин, насколько необходимо, собственно, его участие во всем, из чего складывалась жизнь. Необходимо? — в этом же он теперь начинал сомневаться…

А что еще? Жена, телевизор, работа… Именно в такой последовательности. Со временем же значимость этих составных, его связи с ними, и, вообще, с реалиями всего, окружающего Сонина, стали казаться ему несущественными. Ну вот, например: когда жены подолгу не бывало дома, он не сразу замечал ее отсутствие… Гаснет экран телевизора, и подолгу не приходит мастер — пусть… Зато высвобождалось время — и можно просто быть наедине с собой. А спроси его — Сонин не смог бы сразу сказать, о чем думается: так, мысли… Да и кто спросит?

Не о службе же? Нет, конечно. А работа… что работа? — чертил Сонин, почти не задумываясь, — зачем, кому она нужна? Но все вокруг делали вид, что очень нужна, и сам он тоже делал вид. И Сонин размышлял — о том, о сём… И тогда живо представлялось Сонину нечто, на самом деле с ним никогда не случавшееся и не происходившее — это он знал. Фантазия? — да. И все же…