Мистерия в парижском омнибусе

Амьен совершенно не тревожился о его судьбе. Он решил, что этот фантазёр разбил свой походный бивуак в Гранд Боке или в другом хлебосольном кабулё, если только не развлекался тем, что играл в полицейского, гоняясь за авторами преступления в омнибусе.

Амьен знал, что Верро неизбежно возвратится, как осень и зима, когда решит, что у него появились новости… или просто, когда его кредит пивной будет исчерпан, и на его честное слово ему уже нигде не будут наливать.

Но Поль не только не сожалел о его отсутствии, а был даже несказанно этому рад, так как Верро был невыносимым компаньоном для трудолюбивого художника.

Верро, пребывая в его мастерской, непрерывно двигался, все хватал руками и безостановочно болтал. Он бросался по любому поводу своими невероятными теориями, приправленные экстравагантными парадоксами, которые могли вывести из себя самого терпеливого человека, и не было никакого средства заставить его замолчать.

С тех пор, как этот буйный бездельник избавил Амьена от своего присутствия и своей критики, работа над картиной продвигалась в два раза быстрее.

Пия позировала ему теперь каждый день по пять часов. Она приходила до полудня и уходила только с наступлением темноты.

И она позировала с образцовой усидчивостью и настойчивостью. Никакого движение, ни одного слова. Пия не просила перерыва, не требовала отдыха. Амьену даже требовалось её просить, чтобы она согласилась встать со своей скамеечки, чтобы Поль мог её немного развлечь после утомительной неподвижности.

Прежде она была менее спокойна, и всегда пользовалась перерывами в сеансе, чтобы отогреть свои ноги и немного поболтать языком.

Пия получала огромное удовольствие от посещения мастерской Амьена, и обязательно совершала прогулки вдоль стен его ателье, поднимая ткань, прикрывающую прислонённые к стенам картины, и издавая радостные возгласы, когда она узнавала модель, которая была изображена на холсте, находя неожиданные аналогии, задавая умные вопросы, и щебеча, как птичка.

Но её радость понемногу погасла, и уже несколько дней бедный ребёнок, казалось, полностью изменил характер. Амьен не узнавал прежнюю Пию.

Она больше не щебетала и не порхала по комнатам. Сойдя с неудобного помоста в перерыве сеанса, Пия сидела грустно в углу на низенькой скамеечке, молчаливо и неподвижно, положив подбородок на колени.

Амьена поначалу не слишком беспокоило это изменение в поведении Пии, но на третий день он заметил, что у нее красные от слез глаза, и справился о причине её печали.

Девушка ответила, что ей очень жалко Улисса, о трагическом конце которого он только что ей рассказал, но Амьен категорически отказался поверить, что она оплакивала несчастного ангорца, убитого Верро.

Но так как у Поля совершенно не было времени отвлекаться на девичьи слезы, он не стал заниматься выяснением истинных причин её плохого настроения, обещая себе основательно расспросить девушку после того, как закончит картину.

К несчастью, на пятом сеансе после смерти кошки Поль был вынужден признать, что Пия перестала держать требуемую позу, и требовалось ей об этом сказать.

—

Малышка, — вздохнул он, пристально смотря на нее, — это уже совсем не то, чего я хочу от тебя. Ты сейчас изображаешь из себя кого угодно-Деву Марию в гробнице или Мадлен в пустыне, но никак не пастушку из Субиако. Послушай, моё дитя! Когда ты пасёшь там коз, у тебя не должно быть на лице этого похоронного выражения лица, которое ты сейчас нацепила на себя.

—

В Субиако, — сказала девушка так тихо, что её слова можно было едва расслышать, — меня никто не наказывал, и мне никогда не было больно.

—

И кто же это тебя наказывает здесь? — воскликнул Амьен. — Или у тебя сердечная боль?

—

Вы же знаете, что нет.

—

Хорошо, я тебе верю, ведь ты мне говорила, что у тебя нет возлюбленного. Ты слишком разумна, чтобы влюбляться в мальчиков, которых ты встречаешь в доме Лоренцо или на пляс Пигаль. Но что тогда?

—

У меня все в порядке, месье Поль.

—

Не говори мне так. Я тебя прекрасно знаю… и читаю по твоему лицу, как по открытой книге… и заявляю тебе, что ты сильно изменилась. Ты больше не смеёшься, не можешь держать голову, когда позируешь таким образом, как я тебя прошу, а руки твои свисают вниз так, как будто ты изображаешь не весёлую пастушку, а статую вечной скорби и боли. Все стало плохо до такой степени, что я больше не могу ждать ничего хорошего, и если ты продолжишь плакать, я пропущу срок сдачи моей картины. Моя пастушка оказалась сроду не пастушкой, а дочерью разбойника, которого только что застрелили. И чтобы снова поднять твоё настроение, малышка, есть только одно средство. Расскажи мне о своих печалях. Это тебя утешит, а я найду средство тебя излечить. Давай, расскажи мне все без утайки. Может быть, это Отец Лоренцо, который сдаёт тебе в аренду твою комнатку, причиняет тебе эти страдания?

—

Нет. Он, можно сказать, почти что уважает меня с тех самых пор, как вы меня рекомендовали ему. Он больше никогда не поднимается в мою комнату без моего разрешения.

—