Очень хорошо. Я ему дам премию, как только его увижу, и для этого даже специально срочно повидаюсь с ним.
—
Но ты сама… может быть ты нуждаешься в деньгах?
—
Ой…! Нет. Я зарабатываю у вас в два раза больше, чем могу израсходовать.
—
Может быть ты тоскуешь по родине? Это твоя родная гора… она тебе снится по ночам?
—
Что бы я там делала теперь? У меня там больше никого не осталось, — прошептала бедная девушка.
—
Это правда, — сказал взволнованный её словами Амьен. — Ты ведь сирота.
—
Моя мать умерла в прошлом году.
—
И ты никогда не видела своего отца?
—
Практически нет… я лишь едва, очень смутно,
помню его…. я его видела, когда была совсем маленькой.
—
Это был француз, не правда ли?
—
Мне так говорили соседи. Моя мать никогда не рассказывала о нем.
—
И у тебя больше не было другого отца?
—
Нет, мы жили втроём… только я, мама и сестра. Я думала, что вам это известно.
—
Да, я припоминаю теперь, что ты мне рассказывала, что твоя сестра оставила Субиако в двенадцать лет. Она была старше тебя.
—
Мне тогда было девять лет.
—
И твоя мать позволила ей уехать из дома?
—
Моя мать была настоль бедна, что больше не могла её прокормить.
—
Хм! Мой соотечественник повёл себя безобразно. Если ты благороден, нельзя бросать без средств к существованию свою жену и дочь.
—
Я зарабатывала на жизнь, пася коз, — продолжила Пия, как будто не заметив эту строгую, но справедливую оценку поведения её отца. — Моей сестре было сложнее, чем мне. Она была старше и не могла выносить страдания нищеты. У нее был прекрасный голос, и она получила предложение от преподавателя вокала, который искал учеников. Он предложил ей брать у него уроки музыки, с тем, чтобы потом помочь ей заключить договор с оперной труппой. Она согласилась и уехала с ним.
—
И ты больше не слышала о ней?
—
Она писала раз в год для нас одному мужчине в Субиако, который нам пересказывал новости о ней. Моя мать не умела читать… а я научилась читать только во Франции… благодаря вам.
—
Итак, что с ней стало, с твоей сестрой? Мне ни разу не пришло в голову спросить тебя об этом. Как сложилась её судьба в театре?
—
Она спела в нескольких больших городах Италии. Прошлой осенью она была в Милане и пела в Ла Скала.
—
Как примадонна?
—
Нет, в хоре.
—
Дьявол! Тогда, должно быть, она не стала миллионершей. Но как ты обо всем этом узнала, ведь ты уехала из Субиако?
—
Мне написали оттуда, что наша мать умерла… там знали, что старый Лоренцо меня увёз в Париж. У нас ведь там каждая собака знает Лоренцо, и знают, где он живёт. А шесть недель тому назад я получила письмо от моей сестры, адресованное на мой адрес на улицу де Фос-Сент-Бернар. Впервые в моей жизни мне кто-то написал письмо.
—
Но, надеюсь, оно не будет последним. И ты ответила твоей сестре, я думаю?
—
Да, один раз, а затем пришло второе письмо от неё, в котором она сообщала, что собирается приехать в Париж.
—
Ах! Ба! И она приехала?
—
Да, месяц тому назад.
—
Как, малышка… и ты это скрыла от меня?
—
Моя сестра мне строжайше запретила говорить о ней. Она хотела, чтобы никто не знал, что она появилась в Париже.
—
Но ты то с ней свиделась, я надеюсь?
—
Именно потому, что я больше её не вижу, я и плачу, — воскликнула Пия, вновь разражаясь слезами.
—
Как! Что значит… ты её больше не видишь? — воскликнул Амьен. — Уж не поссорились ли Вы?
—
Поссорились! О! Нет, — вздохнула итальянка. — Мы нежно любим друг друга, как только могут любить две сестры, которые остались совсем одни в этом мире.
—
Итак… тогда почему вы перестали встречаться?
—
Потому что она больше не пришла ко мне.
—
Кто тогда тебе мешал пойти к ней?
—
Я никогда не знала, где она живёт.
—
Ни чего себе! Ах! Это сильно! Что! Твоя сестра приехала в Париж для того, чтобы разыскать тебя… и не сообщила свой адрес! И потом, было бы естественно, как мне кажется, чтобы она жила вместе с тобой.
—
Нет… дом отца Лоренсо ей не подходил… Меня там уважают … хотя бы потому, что я ещё ребёнок… но моей сестре восемнадцать лет, и она очень красива.
—
Ты думаешь, что ты некрасивая?… Ладно, речь не об этом. Я понимаю, по крайней мере, что она имела право не захотеть найти пристанище в этом караван-сарае на улице де Фос-Сент-Бернар. Но это не причина не сообщить тебе, где она поселилась.
—
У нее была причина не делать этого… причина, о которой она мне не сказала, а я не настаивала. Я только знаю, что она не хотела никого видеть и ни с кем не встречаться.
—
Но с тобой-то она виделась?…
—
Да, каждый вечер.
—
Почему вечером?
—
Потому что она знала, что днём я ходила позировать к вам.
—
О! Ты рассказала сестре обо мне?
—
Да! Я ей очень часто рассказывала о вас.
—
А она, о чем она рассказывала тебе?
—
О нашей матери, нашем детстве, нашей родине…
—
И она тосковала по вашей родине, по Субиако?
—
Да… она мне говорила, что её самое горячее желание состоит в том, чтобы жить там вместе со мной.
—
Значит, твоя сестра была готова отказаться от театра?
—
Без сожаления. Профессия певицы ей не нравилась.
—
А ты… ты тоже хочешь отказаться от профессии натурщицы?
—
Я не знаю, — прошептала девушка, опуская глаза.
—