Мистерия в парижском омнибусе

Никогда в жизни. Почему ты решил, что она впутает тебя в это дело? Она думает, что ты даже не подозреваешь о существовании всех этих людей.

—

Тем лучше! Потому что если бы она болтала, у нас в колоде появилась бы плохая карта. Итак Верро начал взрывать существующее положение. Он связан с этим Амьеном, который уже начал выслеживать нас, и лишь чудом не преуспел в этом. Если бы он выяснил, что Фурнье зовётся на самом деле Бланшеленом, и что у него агентство на улице Сурдиер, нам бы ничего не оставалось, кроме как собирать наши сундуки и чемоданы.

—

Ну нет! Этого не случится. И затем, хоть у Бьянки и появилась сестра, это не имеет никакого значения… Дюбуа все равно получит своё наследство, а ты получишь свои сто тысяч франков.

—

Ты на самом деле веришь в то, о чем говоришь? — гневно воскликнул Бланшелен.

—

Что? Что случилось? — спросила очень взволнованная его словами Стелла.

—

Только что от меня ушёл Дюбуа, сообщивший, что у его брата было две дочери, Бьянка и Пия, которым этот дурак его брат оставил все своё состояние равными долями, и теперь, когда старшая сестра отправилась в мир иной, все состояние переходит к её младшей сестрице.

—

Ах! — прошептала потрясённая этим известием гадалка, — стоило ли тогда так рисковать!

—

Да, ты права, нам нанесли тяжёлый удар. Но я не признаю своё поражение. Если мне суждено потерять сто тысяч франков, которые Дюбуа обязался мне выплатить после того, как получит наследство, я возьмусь за это дело иначе. Я не собираюсь компрометировать себя даром.

—

Я тоже не успокоилась бы на твоём месте, но как поступить? Ты же не намереваешься, я надеюсь, переиграть по второму разу историю Бьянки. Это слишком опасно.

—

И было бы бессмысленно, не приведя ни к чему хорошему. Но есть не один способ нейтрализовать женщину, которая затрудняет тебе жизнь.

—

Я знаю только об одном, — сказала мрачно Стелла, — и мы его уже использовали, поэтому, если мы вернёмся к нему вновь, то это было бы чересчур рискованно.

—

Об этом речь не идёт, — решительно возразил Огюст Бланшелен. — Ситуация изменилась с тех пор, как её отец умер. Даже если бы Пия завтра умерла, все, что она унаследовала, если у нее нет родителей, перейдёт в пользу государства. Мы, напротив, заинтересованы сейчас, чтобы она была жива и ни один волосок не упал с её головы. Я предпочитаю иметь дело с нею, а не с итальянским правительством.

—

Так как ты тогда надеешься вытянуть всё с этой малышки?

—

В настоящий момент, никак. Потом… посмотрим. Это — долгосрочное дело.

—

Я не понимаю твоей идеи.

—

Мой замысел состоит в том, чтобы использовать для достижения цели и к нашей выгоде непосредственно саму эту Пию Романо. Мой план построен на том, что мы должны воспользоваться тем, что Бьянка была её сестрой, и Пия знает, что сестра умерла, но, что очень важно, не знает о завещании в её пользу. Вообще о нем ничего не знает. И никто о нем не знает, за исключением господина Дюбуа и его нотариуса. Дюбуа воздержится от того, чтобы предупредить малышку о привалившем ей богатстве, а нотариус собирается возвратиться в свою богом забытую провинцию. Наследство на некоторое время останется открытым в связи с отсутствием претендентов на него, и никто его не получит, пока наследница не объявится. А мы ей помешаем это сделать.

—

Хорошо! А потом?

—

Потом … потом нужно будет играть очень осторожно. В дипломатическом ключе.

—

Дипломатическом?… Я не понимаю.

—

Нужно, чтобы ты поняла, что действовать нужно очень ловко… так как именно ты должна кое в чем убедить малышку. И я уверен, что ты будешь иметь успех, если возьмёшься за дело с умом.

—

Ты забываешь, что я с ней не знакома.

—

Ты её видела, и она тебя видела.

—

Да, на кладбище, но я с ней не разговаривала.

—

Это не имеет никакого значения. Ты пойдёшь к ней, и это сделать очень просто, потому что я знаю, где она живёт.

—

Я тоже. Она живёт на улице Дефоссе-Сен-Бернар. Художник назвал адрес в присутствии Софи Корню, а она сказала об этом мне.

—

Значит это именно к ней Бьянка ходила каждый вечер. Если бы мы узнали об этой детали раньше, могли действовать иначе. Но что сделано, то сделано. Примем ситуацию такой, как она есть, и постараемся выжать из нее максимум в нашу пользу.

—

Хорошо! Но под каким предлогом я проникну в квартиру к этой Пие?

—

Ты скажешь ей, что бывала раньше у её сестры Бьянки в меблированной комнате, в которой она жила на улице Аббатисс. Она будет рада тому, что сможет поговорить с тобой о покойнице.

—

Очень хорошо, но что я могу ей рассказать?

—

А не нужно ничего рассказывать. Ты начнёшь с того, что примешься её утешать. Ты её будешь жалеть, ты ей поклянёшься, что её сестра тебя очень любила, ну и дальше… по обстоятельствам.

—

Это будет трудно. В Сент-Уэне она оплакивала сестру, как Мария Магдалина Христа на Голгофе, и когда она встала на колени на её могиле, я подумала, что у неё не будет сил подняться на ноги.

—

Это как раз то, что нам нужно. Она должна быть такой же экзальтированной, пылкой, как и все итальянки. Тебе не составит труда втереться к ней в доверие.

—

Для чего?

—