Мистериум

Испытательный помост был возведён в его отсутствие. Он высился посреди участка голой земли в лесу в двух милях к западу от разрушенных лабораторий и выглядел обманчиво просто: стальная турель, которую можно бы было принять за сторожевую вышку. Рядом стоял кран, готовый поднять бомбу и опустить её в предназначенную для неё люльку.

Сам же образец бомбы — вернее, её части, требующие финальной сборки — прибыли на двух усиленно охраняемых грузовиках с аэродрома Фор-ле-Дюк в сопровождении нервничающих техников. Сейчас компоненты будущей бомбы были сложены под жестяным навесом неподалёку; ими под ослепительным светом прожекторов занимались те же самые гражданские, одетые в белые халаты.

Демарш шёл по полигону в сопровождении Клемента Делафлёра, атташе Идеологического отдела, который стал его главным соперником в Ту-Риверс.

Падающий снег окружал двоих мужчин и смягчал резкие очертания помоста и его бетонного основания. Снег, однако, ничуть не смягчал настолько же резкие черты лица Клемента Делафлёра. Он был минимум на десять лет старше Демарша и гораздо ближе к конфирмации в качестве полноправного цензора. Его морщины представляли собой геологию древних гримас неодобрения, глубоко въевшихся в лицо в ходе десятилетий политического маневрирования. В Средоточии Бюро у Делафлёра было больше друзей, чем у Демарша — возможно, в их число входил и цензор Бизонетт, чья служебная лояльность распространялась в одну сторону, а личная, по-видимому, совсем в другую.

Всё это означало, что Демарш не мог в открытую усомниться в разумности казни через повешение двенадцати городских подростков. Он мог лишь на это намекнуть — причём весьма деликатно.

Делафлёр же решил действовать более прямолинейно.

— То, что они делали, было мятежом, и предпринятые мной действия были в рамках данных нам инструкций. Вы знаете это так же хорошо, как и я.

Над лагерем разнёсся звон полуденного колокола. Демарш дождался, пока он угаснет в окружающем полигон заснеженном лесу. Что же ему сказать? Его собственное положение неясно. Он помнил, как вернулся в город и обнаружил маленькие тела, свисающие с фонарных столбов, словно мешки с зерном. Он приказал их снять.

— Я не хочу спорить о справедливости этого акта. Или о ваших полномочиях отдавать такие приказы. Лишь о том, насколько разумно возбуждать враждебные настроения. — Он кивнул в сторону испытательного помоста. — Особенно сейчас.

— Не вижу, почему меня должны волновать чувства людей, которые уже одной ногой в могиле.

— Чтобы избежать провоцирования ответных действий. — Военный патруль уже подвергся обстрелу из ружья со стороны безутешного родителя. Его ждала та же участь, что и потомка, только на менее публичной виселице.

— Мы можем с этим справиться, — заявил Делафлёр.

— Но надо ли это нам?

— Спорный вопрос. — И Делафлёр посмотрел на испытательный помост, словно он был ответом на любые возражения.

Возможно, так оно и было. Демарш узнал кое-какие подробности о природе нового оружия.

— Трудно поверить…

— Что она может сделать то, о чём они говорят? Да. Я сам в этом ничего не понимаю. Подумать только — всё вокруг будет разрушено или сожжено. Инженеры соорудили противопожарную полосу по периметру, иначе мы бы потеряли весь этот лес — мы могли бы сжечь весь Полуостров. — Он покачал головой. — Они говорят, бомба работает на том же принципе, что и само солнце.

— Невероятно. — Вот эти деревья будут растопкой, думал Демарш; а город — кирпичной печью; печью, полной мяса. От этого образа его передёрнуло.

— В этом есть и ваша заслуга, — сказал Делафлёр, хитро поглядев на него. — Ведь это была ваша идея изучить содержимое библиотек, верно? Что, как мне дали понять, значительно ускорило работы над бомбой. По крайней мере, на несколько месяцев. Конечно, они к тому времени уже и сами продвинулись достаточно далеко. Так что это не только ваша вина. — Улыбка Делафлёра стала бездонной. — И ни к чему делать вид, что вы так удивлены, лейтенант.

∞

Он проконсультировался с Делафлёром и адъютантом относительно планов эвакуации. В общих чертах он пришёл из столицы, но следовало позаботиться о деталях. Было что-то сюрреалистичное в том, чтобы обсуждать расписание бегства с этим чопорным и бесконечно привередливым функционером Бюро. Делафлёр был похож на многих иерархов, знакомых Демаршу: амбициозный, лояльный и совершенно лишённый совести. Предстоящая смерть десятков тысяч человек значила для него меньше, чем протокол этого забега к выходу.

Но разве не так и должно быть? Если смерть санкционирована Церковью и Государством, не абсурдно ли подвергать сомнению это решение? Если бы функционеры Бюро вели собственную политику и подчинялись собственной совести, разве результатом не была бы анархия?

И всё же было что-то зловещее в Делафлёре. Согласно учению Церкви каждая душа содержит апоспазма тейон — частицу Бога. Но если такая частица имелась в Делафлёре, она была спрятана очень, очень глубоко.

Когда переговоры завершились, он поехал сквозь сгущающиеся сумерки к дому, где жила Эвелин.