Не просто писатель, а еще и воин. Если судьба действительно существовала, воинственная часть личности Бена Хокинса была столь же важна, как и писательская.
А это означало, что грядут серьезные неприятности.
– Нам с тобой поздновато устраивать привал. – Лес по обе стороны шоссе наполнился сумраком. – Мы найдем мотель. Скорее всего, с собаками туда не пускают. Придется тебе надеть плащ-невидимку.
Кипп ответил своим «хе-хе-хе-хе» и немного ослабил ремень безопасности, чтобы залечь на сиденье ниже уровня окна.
– Есть в тебе что-то странное, Рин-Тин-Тин, – сказал Бен, постоянно поглядывая на своего пассажира. Кипп заурчал. – Тебе не по нраву такое имя? – Кипп снова заурчал. – Ладно. Придумаем тебе имя получше, Скуби-Ду.
– Хе-хе-хе-хе-хе.
В одной духовке допекался мясной рулет, из другой уже можно было вынимать готовую картофельно-сырную запеканку. На столе стояло блюдо с булочками, покрытыми лимонной глазурью. В холодильнике ждали своего часа яичный салат, куриные грудки в маринаде, цветная капуста и нашинкованная морковь.
Если бы Голливуд задумал сделать ремейк своих давнишних фильмов о семействе Кеттл, Верна Брикит наверняка прошла бы кастинг на роль Ма. Сейчас эта приходящая уборщица и повариха мыла посуду, которую Меган вытирала и расставляла по местам.
В доме были две посудомоечные машины, но обе принадлежали к поколению бытовой техники, появившейся уже после правительственных распоряжений, касавшихся экономии воды и электроэнергии. Посуду, извлеченную из этих машин, приходилось перемывать. Меган рассталась бы с ними, но тогда в кухонном интерьере появятся две зияющие дыры. И она оставила посудомойки «для мебели».
– Эти, с позволения сказать, изобретатели хоть знают, как должна работать посудомоечная машина? – спросила Верна.
– Спросите чего полегче, – улыбнулась Меган.
– Чума на все их дома! – воскликнула Верна. – А во что теперь превратились туалетные бачки? Интересно, когда-нибудь снова появятся бачки, чтобы все смывалось за один раз, или у меня на правой руке разовьется запястный синдром?
– Слишком много информации личного характера, – подражая голосу компьютерного робота, ответила Меган.
Верна не жаловала ни одну из существующих политических партий. Она ждала появления новой партии, которую она назвала «партия Здравого Смысла, черт бы ее побрал».
– Скажите, вы бы полетели на Марс с кучкой конченых придурков, которые считают, что уже завтра колонизируют планету? – задала новый вопрос Верна.
– Я бы не полетела на Марс даже с кучкой блистательных гениев, – ответила Меган, вытирая дуршлаг. – Мне нравится дышать воздухом, а не кислородной смесью из баллонов.
– Тут по телику показывали китайского миллиардера. Заявлял, что лет через семь или десять на Марсе появится целая колония. Так что, если в Землю врежется астероид или вспыхнет ядерная война, человечество не будет полностью уничтожено. Не знаю, хватит ли на Марсе воды, чтобы дважды опорожнить туалетный бачок. Но этот китаец считает Марс прекрасной планетой для жизни.
– Некоторым людям избыток их миллиардов раздувает самоуверенность до небес.
– Когда у меня появится первый миллиард, со мной такого не случится, – пообещала Верна, ставя на сушилку миску. Мытье посуды закончилось. – Мясной рулет и запеканка будут готовы через несколько минут. Я поставлю их остывать и двинусь восвояси.
– Передайте привет Сэму.
– Он сегодня грозился собственноручно починить газонокосилку. Я хочу застать его еще с двумя руками.
Верна подхватила большой пластиковый мешок с мусором, чтобы отнести в бак. Меган повесила мокрое полотенце сушиться.
– До пятницы, – сказала она Верне.
– Передайте Вуди, что булочки я испекла специально для него. Да и вам не помешает съесть парочку. А то совсем отощали.
– Держу пари, что на Марсе нет вкусных булочек.
– У них на Марсе и дерьма-то нет, – ответила Верна, открывая заднюю дверь. Она остановилась на пороге, затем снова повернулась к Меган. – Пока вы рисовали свою картину… ту, где Вуди с оленями… я помалкивала. Но теперь, когда картина почти готова… – Верна замялась. – Конечно, я не ахти какой знаток живописи. Может, и сама не знаю, чтó болтаю.
– Большинство знатоков живописи тоже не знают, о чем говорят. Но у вас есть глаза. Говорите как есть. Я не обижусь.
– Тогда вот что я вам скажу. Правильно вы сделали, что вернулись в Пайнхейвен. Вы здесь и сердце подлечили, и душой воспрянули. В другом месте вы бы такой чудесной картины не нарисовали.
– Спасибо, Верна. Я очень ценю ваше мнение.
– Жаль, ваша матушка не дожила и не увидела ни Вуди, ни ваших картин. От них холодок пробирает, но в хорошем смысле.
Сара Грассли умерла от лейкемии, когда Меган было пятнадцать. Через пять лет ее отец снова женился и переехал с новой семьей во Флориду. Меган не отдалялась от него. Наоборот, сожалела, что они почти не общаются, но его любви и заботы на всех не хватало. Разговаривая с ним, Меган часто чувствовала, будто говорит с дядей, а не с отцом.
Верна взяла мусорный пакет и ушла, оставив дверь открытой.