Кипп остановил миску рядом со стулом Бена и несколько раз поставил плашмя, так, чтобы надпись «КЛОВЕР» была ясно видна. Потом сел, вскинул голову и посмотрел на своего спасителя.
– Тебе мало? Хочешь еще консервов?
Кипп один раз ударил хвостом по полу, что означало «нет». Такой код общения был у них с Дороти. Но Бен этого не знал.
Тогда Кипп совсем по-человечески помотал головой.
Бен пометил страницу закладкой и отложил книгу. Лицо его было непроницаемым. Бывший спецназовец, «морской котик», он был человеком рассудительным и не спешил делать предположения.
– Твое мотание головой означало «нет»? – помолчав, спросил Бен.
Кипп тут же сделал другой жест, подняв и опустив голову.
Человек и пес смотрели друг на друга. Кипп знал, что пристальный взгляд способен передать много сведений. Все зависело от интенсивности и продолжительности взгляда.
Кипп опустил глаза к надписи «КЛОВЕР» на миске, затем снова посмотрел на Бена Хокинса.
Тот взял банку с пивом и тут же поставил обратно на стол, не сделав и глотка.
– А ты меня немного пугаешь.
Кипп терпеливо смотрел на него и ждал.
– Кловер прожила у меня восемь лет. Я ее спас. Она у меня появилась через несколько недель после моего увольнения из спецназа. Опоздай я на день, ее бы усыпили. Она была такой же золотистой, как ты.
Кипп сочувственно заскулил.
– Кловер была чудесной девочкой. Бесстрашной, но с добрейшим сердцем. А потом у нее обнаружили рак. Рак съедал ее заживо. Пять месяцев назад ее не стало. Вот так, через восемь лет ее все-таки пришлось усыпить. Я держал ее на руках, пока ветеринар делал ей укол. Это было самым тяжелым событием в моей жизни. Казалось бы, такой большой, крепкий спецназовец. И вдруг… самым тяжелым.
Кипп подумал о Дороти. Он очень устал. Никогда еще он так не уставал.
Он ушел в дальний конец комнаты, встал за кровать и оттуда посмотрел на писателя.
– Хочешь спать на кровати? Я не возражаю.
Собрав остатки сил, Кипп прыгнул на кровать, свернулся клубочком и закрыл глаза.
Он слышал, как писатель встал со стула и куда-то пошел.
Потом негромко щелкнул замок открываемой дверцы холодильника.
Следом раздался другой щелчок. Это писатель потянул за кольцо на банке. Вскоре в номере запахло холодным свежим пивом.
Под Беном скрипнул стул.
– Пугаешь, – повторил писатель.
Киппу снилась Дороти. Она погладила его по голове и сказала: «Мой уникальный мальчик».
Меган обнаружила Вуди лежащим на кровати поверх покрывала. Он лежал одетый, приняв позу эмбриона. Открытые глаза сына свидетельствовали о том, что он чем-то встревожен или опечален. Никаких звуков. Таким Вуди был на ее картинах, включая и ту, на мольберте, с оленями в призрачном лунном свете.
Когда Меган заговаривала с сыном, а тот даже не смотрел на нее, ей оставалось одно: лечь с ним рядом, прижаться к его спине и обвить руками. Вуди не возражал, когда его обнимали, но еще ни разу никого не обнял сам.
Она не допытывалась о причине случившегося, поскольку и напористые, и осторожные расспросы не давали результатов. Когда Вуди впадал в такое состояние, он уходил в себя и не возвращался, пока причина – будь то страх, печаль или смущение – не исчезала сама.
В такие моменты Меган не знала, помогают ли сыну ее объятия, меняют ли что-то в его эмоциональном состоянии. Никаких подтверждений у нее не было. Но объятия помогали ей, создавали ощущение, что она помогает Вуди.
Когда ты любишь другого человека так, как она любила Вуди, когда ему отчаянно требуется утешение, а тебе нечем его утешить, невольно начинаешь сознавать собственную никчемность. Это чувство было ей знакомо.
Меган мысленно напомнила себе: рано или поздно Вуди обязательно выйдет из депрессии, как выходил раньше. Подобные состояния никогда не растягивались у него на несколько дней. Час-два, не больше. Чем бы ни было вызвано его нынешнее бегство из внешнего мира, у него хватит сил справиться с депрессией. А когда он вернется из эмоциональной изоляции в свое обычное состояние отрешенности, он разыщет Меган и застенчиво коснется ее руки или улыбнется, показывая, что буря позади и в его внутреннем мире снова солнечно.
Обнимая сына одной рукой, а другой приглаживая его густые черные волосы, Меган совсем тихо стала напевать одну из его любимых песен. Иногда Вуди слушал эту песню часами на своем айподе, что-то читая или работая за компьютером. «When you’re weary, feelin’ small…»
Меган слышала, как машина Верны Брикит выворачивает из проезда на шоссе. У приходящей уборщицы был свой ключ, и она не забывала запереть заднюю дверь. Верна была надежным человеком.
«…wnen tear are in your eyes, I will dry them all…»[8]
Ли Шекет стоит у окна в конце бокового коридора, наблюдая, как «тойота» пожилой женщины выезжает на двухполосное шоссе, поворачивает в сторону Пайнхейвена и быстро скрывается из виду.
В небе снова появляются вóроны, как незадолго до его расправы с владельцем «шелби-суперснейка». Они кружат в воздухе, больше напоминая чаек. Серьезные птицы. Похоже, у них какое-то торжество.