Мистериум. Полночь дизельпанка

Каюсь, после коньяка и колбасок я пребывал в благодушном настроении и слишком рано вообразил себя кошкой, играющей с мышкой. Мне показалось, что мой вопрос логично вытекал из предыдущего.

– А что ты можешь?

– Как насчет войны?

– Ну-ну. Поподробнее, если можно.

– Отчего же нельзя? Кое-кто считает, что старушка Европа нуждается в обильном кровопускании.

– Кое-кто?

– Скажем так, мои хозяева. Те, кто платит за услуги особого рода.

Когда он произнес «мои хозяева», у меня в мозгу раздался отчетливый сигнал тревоги. Что это – очередное напоминание о них? Хуже всего, что я не могу отличить действительные свидетельства их тихого вторжения от беспорядочных и смутных порождений моей паранойи. Остается надеяться, что мой Хозяин поможет мне в этом.

– А им-то что за радость? – Я надеялся, мне удалось сохранить безразличный и даже скучающий вид.

Он улыбнулся, будто снисходя до моей наивности:

– Деньги, как известно, любят тишину. В случае войны не будет местечка тише и уютнее, чем у нас за океаном. Кроме того, это улучшит глобальный баланс. Ну, ты понимаешь.

– Допустим. А мне-то что за радость?

– Ты тоже внакладе не останешься. Сумма с четырьмя нулями на счет в указанном тобой банке. Возможность эмигрировать в любой момент. Но если ты захочешь принять непосредственное участие в дальнейших событиях, я уверен, мои хозяева смогут удовлетворить самые изощренные запросы. Многовато славян. Многовато евреев. Продолжать?

– Разве я похож на кровожадное чудовище?

– Честно говоря, да.

Тут я вспомнил свое демоническое отражение во вспученной стене распадающегося дома номер тридцать один по Мантойфельштрассе и подумал: а ведь действительно, восприятие этого бедняги, чьи прежние органы чувств мертвы, целиком зависело от настройки, сделанной проводником. Не исключено, что ему в его посмертном бреду кажется, будто он пробирается пылающими тропами ада, защищенный только псевдомагической болтовней, и за каждым иллюзорным кошмаром его поджидают демоны, норовящие засунуть только-только освободившуюся душонку в следующее, еще более поганое воплощение. Ну разве не ирония судьбы? Я же говорю: пытка никогда не кончается.

И тем не менее я ведь не ослышался: этот получасовой свежести покойник пытался купить меня, судебного пристава, предлагая деньги, уютную старость, ремесло палача. Жалкий торгаш. Бедняга попросту не осознавал, насколько смехотворны его поползновения.

– Прошу прощения, – вмешался проводник, будто прочитав мои мысли. – Герр Кристиансен хотел поинтересоваться, нельзя ли в обмен на прекращение преследования предложить вам билет в Гимле.

Герр Кристиансен уставился на него, словно слышал собственное предложение первый раз в жизни (и в Послесмерти). Скорее всего, так оно и было. Но тибетец явно лучше ориентировался в чужих загробных проблемах. Ему почти удалось меня удивить. Рай и вечную благодать в таких крупных дозах мне еще не предлагал никто. Искушение узнать больше и подробнее было слишком велико для ничем не примечательного тихого холостяка средних лет. Я всегда питал слабость к разного рода романтическим сочинениям.

– Ну-ну, – поощрил я эту парочку наглецов, продолжая посасывать коньячок для пущего эффекта.

– Герр Кристиансен не шутит, – заверил меня тибетец. – И не берет на себя слишком много. У него действительно имеется билет в Гимле, врученный ему вашим глубокоуважаемым хозяином.

Что за чепуха? Билет в Гимле? Да еще врученный моим Хозяином? Абсурд. Я впервые слышал, что в Гимле можно попасть по билету. Может, туда и экспресс ходит?

Должно быть, я был пьян. Или мерзавец Генрих незаметно подмешал какой-нибудь дурманящей гадости в мой коньяк. Я перестал получать удовольствие от разговора. Что-то пошло наперекос, причем не только на уровне слов. И хотя искажение было плевое, в моей голове рождались предположения одно хуже другого. Эти мертвецы… они все в сговоре, Генрих – тоже проекция, а тот одинокий пьяница за столиком у окна – легендарный Белый Адвокат, отмазавший от вечной пытки десяток государственных преступников, позже объявленных святыми и мессиями.

Вот это влип. И ведь не скажешь Хозяину в оправдание: простите, дескать, дьявол попутал. Тут нет никакого дьявола. Я сам во всем виноват – я, со своей дурацкой неутолимой тоской по лучшей жизни.

– Извините, господа, – раздался тихий, вежливый и абсолютно трезвый голос поблизости от моего левого уха.

Легок на помине. А ты куда лезешь, коротышка? Или, может, к тебе надо обращаться иначе: «Не соблаговолите ли представлять мои интересы, господин стряпчий? Я, правда, вряд ли смогу оплатить ваши бесценные услуги, разве что обещаю быть хорошим всю оставшуюся жизнь. Я продолжу медитировать, не стану поддаваться соблазнам, постараюсь полюбить своих вонючих ближних и буду благодарно утираться, получив по морде от кого-нибудь из них…»

Коротышка итальянец продолжал, прервав мою почти молитву:

– Я случайно услышал ваш разговор. Еще раз прошу извинить меня за бесцеремонное поведение, но не могли бы вы отдать билет мне? Поверьте, мне очень надо. Будьте любезны.