Мистеры миллиарды

Четвертая попытка?

Неисповедимы пути политические. Еще вчера американцы если и знали последнего из братьев Кеннеди, то только потому, что он носил имя Кеннеди. Было известно, что вскоре после того, как Джон пересел из кресла сенатора от штата Массачусетс в президентское кресло, место брата в сенате занял Эдвард. Всем было ясно, что, не будь он Кеннеди, никогда бы не попасть ему на Капитолий в столь юном возрасте. А каков он, этот Эдвард? Умен или не очень, одарен или не вполне, годится ли для того, чтобы играть самостоятельную политическую роль? Это подавляющему большинству американцев летом 1968 года было неведомо.

Но не успели еще отгреметь залпы траурного салюта на Арлингтонском кладбище, не успела высохнуть земля свежего могильного холма, прикрывшего гроб Роберта Кеннеди, а уже вся Америка обсуждала вопрос о будущем последнего из братьев. Ни у кого не возникало сомнений в том, что молодой сенатор наследует не только гигантское состояние семьи, но и ее политические амбиции и планы. Ведущая газета страны «Нью-Йорк тайме» писала в те дни: «Смерть Роберта Кеннеди возложила на плечи его младшего брата Эдварда две огромные ноши: руководство своим удивительным семейством и следование его удивительной политической судьбе».

Семейство было удивительным и многочисленным. На Эдварда как на старшего в клане ложилась ответственность за шестнадцать детей — не только троих своих, но сыновей и дочерей погибших братьев. Что же касается судьбы, то в те дни журналистский волк, видевший в Белом доме чуть ли не десяток хозяев, говорил мне: «Я не знаю Тэда, но, поверьте мне, ему придется делать то, что от него ждут все — его собственная семья, Вашингтон, мир. Ему придется быть Кеннеди, даже если он того и не хочет. Это его судьба».

Потрясенный горем, не скрывавший слез, Эдвард отказывался в те дни беседовать о своем будущем не только с журналистами и коллегами, но и с членами своего ближайшего окружения, а вашингтонские политические салоны гудели, их завсегдатаи обсуждали вопрос, будет или нет незамедлительно выдвинута кандидатура самого молодого члена американского сената, и если будет, то на какой пост — президента или вице-президента. Большинство сходилось на том, что о посте президента думать пока преждевременно — мешает и психологическая травма сенатора, и неподготовленность партийной машины, и его возраст — еще не было в истории Соединенных Штатов соискателя высшего государственного поста в стране 36 лет от роду. Но что касается вице-президентства, то искушенные вашингтонские зубры находили для того множество резонов.

Стратеги демократической партии не без цинизма рассуждали о том, что имя Эдварда Кеннеди, будучи пристегнутым к кандидату партии на пост президента, в условиях шока избирателей, вызванного гибелью Роберта, окажется важным козырем в избирательной баталии 1968 года. В ход были запущены многие пружины и колесики партийных машин. Пока рыдала у гроба вдова убитого, пока на семейном совете Кеннеди решался нелегкий вопрос, как сообщить трагическое известие 79-летнему полупарализованному отцу семейства, пока честные и далекие от столичной паутины американцы были повергнуты в горестные размышления о чудовищности общества, гражданами которого они состоят, о звериной жестокости в нем царящей, проныры политиканы уже действовали вовсю.

Те, у кого имелись основания бояться появления младшего Кеннеди хотя бы в роли вице-президента, выискивали и подбрасывали общественности аргументы, долженствующие доказать нецелесообразность выдвижения кандидатуры Кеннеди. При этом использовались доводы самые различные, от сентиментального — дескать, надо дать человеку успокоиться и прийти в себя — до коварно-политиканского — нельзя, мол, создавать династии Кеннеди.

Не обошлось в первые же дни и без прямых угроз. Видный американский юрист Марк Лейн, который приобрел известность тем, что уже вскоре после далласского убийства, проведя собственное расследование, открыто выразил недоверие официальной версии гибели президента, сразу же вслед за выстрелами в «Амбассадоре» публично предостерег: «Если Эдвард Кеннеди станет кандидатом на пост президента или вице-президента, его жизнь окажется в опасности, и, я надеюсь, он знает об этом».

Действительно, можно себе представить ощущение тех, кто громоздил гору трупов, запутывая следы далласского преступления, кто пошел на риск повторного убийства главы кеннедиевского клана, когда сквозь не рассеявшийся еще пороховой дым выстрелов в Лос-Анджелесе перед ними встал призрак еще одного Кеннеди, шагающего к Белому дому.

Обретавшийся в тени старших братьев, игравший в семейной команде хотя и не последнюю, но и не главную роль, Эдвард Кеннеди внезапно оказался под перекрестным огнем/ миллионов глаз, в центре стремительного политического водоворота, козырной картой одних, угрозой и мишенью для других.