Читаем Мистические истории. Абсолютное зло полностью

На первом этаже имелся еще один коридор или что-то вроде того, с буфетом в одном конце и кухней в другом. Однажды в ночи я спустилась в кухню, чтобы согреть для Мейбл молока. Слуги уже ушли спать. Стоя у огня и ожидая, пока вскипит молоко, я бросила взгляд в открытую дверь, за которой виднелся коридор. Мне никогда в этом доме не удавалось сосредоточить зрение на том, что я делала. Дверца буфета была приоткрыта; там держали пустые коробки и всякое барахло. И тут я поняла: это уже вовсе не «почти». И все же я произнесла: «Мейбл?», хотя и не ожидала, что нечто, приникшее к полу и наполовину скрытое в буфете, окажется моей подругой. Сначала это нечто было серым, а после почернело. А когда я шепнула: «Мейбл?», оно словно бы осело и растеклось на полу лужицей чернил, потом ее края подобрались, она побежала, как клякса по наклоненной бумаге, и слилась с тенями внутри буфета. Я ясно видела, как она скрылась. В кухне ярко горел газовый свет. Я громко вскрикнула, однако, несмотря ни на что, мне, слава богу, хватило ума опрокинуть кипящее молоко, и затем, когда друг, перепрыгивая через три ступеньки, спустился в кухню, я смогла сослаться на ошпаренную руку. Это объяснение удовлетворило Мейбл, но он следующим вечером сказал:

«Почему ты смолчала? Это ведь был буфет. Все страхи в доме идут оттуда. Признайся, ты уже что-то видела? Или по-прежнему „почти“ видела и „почти“ слышала?»

«Сперва ты мне расскажи, что видел ты», – потребовала я. Пока он говорил, его взгляд блуждал по теням у занавесок, а я прибавила яркость трех газовых ламп и зажгла свечи на камине. Потом мы посмотрели друг на друга, сказали, что оба мы сумасшедшие, и возблагодарили Бога за то, что по крайней мере Мейбл сохраняет рассудок. Ибо мой друг видел ровно то же, что и я.

После этого я боялась оставаться одна, поскольку в любой миг могла увидеть, как нечто жмется к полу, опадает, становится черной кляксой и медленно втягивается в ближайшую тень. И часто это бывала моя собственная тень. Сначала эта тварь являлась по ночам, но далее ее пришлось остерегаться в любое время суток. Я видела ее и на заре, и в полдень, и при свете камина, и каждый раз она сжималась, опадала, делалась лужей, вливалась в ближайшую тень и становилась ее частью. И неизменно, чтобы ее разглядеть, приходилось до боли напрягать глаза. Казалось, она виднеется еле-еле, и если не прилагать крайние усилия, то ничего не различишь. И еще по дому бродил звук – неслышный, но звук. Наконец однажды рано утром я его уловила. Он раздался совсем рядом и был всего лишь вздохом. И это было хуже, чем тварь, вползавшая в тени.

Не знаю, как я это выносила. Я и не вынесла бы, но они оба были мне так дороги. В душе я сознавала, что, если у него не будет с кем поделиться, он сойдет с ума или расскажет Мейбл. Характер у него был не очень сильный – доброты и нежности ему хватало, но не силы. Он всегда поддавался влиянию. И вот я осталась и все выносила, и при Мейбл мы веселились, сыпали шутками и делали вид, будто развлекаемся. Но наедине друг с другом мы уже не изображали веселье. Бывало так, что день-два мы не видели и не слышали ничего необычного и уже начинали внушать себе, будто виденное и слышанное сами себе внушили, – но всегда оставалось ощущение, что в доме по-прежнему есть нечто, недоступное зрению и слуху. Прошли недели, и у Мейбл родился ребенок. Няня и доктор уверили, что и мать, и дитя находятся в добром здравии. В тот вечер мы с другом засиделись в столовой. Уже три дня мы не наблюдали ничего необычного, и тревога за Мейбл стала нас отпускать. Мы говорили о будущем, оно представлялось тогда более радостным, чем прошлое. Мы договорились, что, как только Мейбл окрепнет, он увезет ее на море, а я тем временем позабочусь о перевозке их мебели в новый дом, который он уже успел выбрать. Я со дня свадьбы не видела его таким веселым – он словно бы заново обрел себя. Когда я пожелала ему доброй ночи, он рассыпался в благодарностях за помощь им обоим. Конечно, я ничего особенного для них не сделала, но мне были приятны его слова.

Поднимаясь к себе, я едва ли не впервые не испытывала ощущения, что за мной следуют по пятам. У двери Мейбл я прислушалась. Все было спокойно. Я направилась к своей комнате, и тут мне снова показалось, что сзади кто-то есть. Я оглянулась. Оно жалось к полу, обернулось черной лужей и проскользнуло под дверью в комнату Мейбл.

Перейти на страницу:

Все книги серии Азбука-классика

Город и псы
Город и псы

Марио Варгас Льоса (род. в 1936 г.) – известнейший перуанский писатель, один из наиболее ярких представителей латиноамериканской прозы. В литературе Латинской Америки его имя стоит рядом с такими классиками XX века, как Маркес, Кортасар и Борхес.Действие романа «Город и псы» разворачивается в стенах военного училища, куда родители отдают своих подростков-детей для «исправления», чтобы из них «сделали мужчин». На самом же деле здесь царят жестокость, унижение и подлость; здесь беспощадно калечат юные души кадетов. В итоге грань между чудовищными и нормальными становится все тоньше и тоньше.Любовь и предательство, доброта и жестокость, боль, одиночество, отчаяние и надежда – на таких контрастах построил автор свое произведение, которое читается от начала до конца на одном дыхании.Роман в 1962 году получил испанскую премию «Библиотека Бреве».

Марио Варгас Льоса

Современная русская и зарубежная проза
По тропинкам севера
По тропинкам севера

Великий японский поэт Мацуо Басё справедливо считается создателем популярного ныне на весь мир поэтического жанра хокку. Его усилиями трехстишия из чисто игровой, полушуточной поэзии постепенно превратились в высокое поэтическое искусство, проникнутое духом дзэн-буддийской философии. Помимо многочисленных хокку и "сцепленных строф" в литературное наследие Басё входят путевые дневники, самый знаменитый из которых "По тропинкам Севера", наряду с лучшими стихотворениями, представлен в настоящем издании. Творчество Басё так многогранно, что его трудно свести к одному знаменателю. Он сам называл себя "печальником", но был и великим миролюбцем. Читая стихи Басё, следует помнить одно: все они коротки, но в каждом из них поэт искал путь от сердца к сердцу.Перевод с японского В. Марковой, Н. Фельдман.

Басё Мацуо , Мацуо Басё

Древневосточная литература / Древние книги

Похожие книги