Я стал спрашивать, чем он болеет и как долго пролежал в постели, но он едва слушал меня, ему явно не терпелось поговорить о другом. Схватив меня за рукав и притянув к себе, он поспешно шепнул:
– Вы ведь знаете, пришло мое время!
– Ну что вы, не может быть, – возразил я, ошибочно истолковав его слова. – Вы еще встанете, не сомневаюсь.
– Бог весть! Но я не о смерти, это чуть погодя. Я имел в виду, что мне пора идти в дом. Время получать арендную плату.
– И правда! Но вы не сможете пойти.
– Не смогу. Это ужасно. Я потеряю деньги. Даже если я умираю, они мне все равно нужны. Надо заплатить врачу. Нужны похороны, какие подобают приличному человеку.
– Срок – нынешний вечер? – спросил я.
– Да. На заходе солнца.
Он лежал и глядел на меня, а я на него. Внезапно я понял, почему он за мной послал. Я содрогнулся, но только в душе. С виду я был, наверное, спокоен, потому что капитан повторил тем же тоном:
– Я не могу потерять деньги. Нужно, чтобы пошел кто-то вместо меня. Я просил Белинду, но она даже слушать не хочет.
– Вы думаете, другому человеку отдадут плату?
– По крайней мере, мы можем попытаться. До сих пор я всегда приходил сам, так что не знаю. Но если вы скажете, что я очень плох, старые кости болят невыносимо, что я при смерти, то, может, она поверит. Она не допустит, чтобы я умер с голоду!
– Вы хотите, чтобы я пошел вместо вас?
– Вы там уже были однажды и знаете что и как. Вам страшно?
Я заколебался.
– Дайте мне немного подумать, и я отвечу.
Я обвел глазами комнату, где каждый предмет обстановки говорил о благопристойной бедности. Казалось, все эти изношенные, потертые вещи безмолвно взывают к моей жалости и решимости. Между тем капитан Даймонд слабым голосом продолжал:
– Думаю, она вам поверит; вы ей понравитесь; на вас написано, что вы безобидный человек. Сто тридцать три доллара, точная сумма. Спрячьте хорошенько, не потеряйте.
– Да, – сказал я наконец, – я пойду, и, если это будет зависеть от меня, завтра к девяти вы получите свои деньги.
Капитан, похоже, испытал большое облегчение; он схватил мою руку и слабо ее пожал. Вскоре я ушел и весь остаток дня старался не думать о предстоящем вечере, но, разумеется, только о нем и думал. Не стану отрицать, мне было тревожно; собственно, я не находил себе места и то надеялся, что тайна окажется не столь глубокой, как мне представлялось, то боялся обнаружить, что она лежит на поверхности. Часы тянулись медленно, но вот завечерело, и я отправился в путь. По дороге я сделал остановку у скромного обиталища капитана Даймонда, чтобы справиться о его здоровье и спросить, не захочет ли он дать мне еще какие-то указания. Старая негритянка, с видом степенным и совершенно бесстрастным впустила меня и в ответ на расспросы доложила, что капитан совсем захирел, за день ему сделалось еще хуже.
– Вам лучше бы не задерживаться, если хотите застать его в живых, когда вернетесь, – добавила она.
Я сразу понял, что ей известно, куда и зачем я направляюсь, хотя в ее тусклых черных глазах не зажглось ни искры, которая бы ее выдала.
– Но с чего бы капитану Даймонду умереть? – спросил я. – Да, он, кажется, очень слаб, однако мне непонятно, какой болезнью он страдает.
– Старость – вот его болезнь, – выразительно произнесла служанка.
– Но он не так уж стар. Ему лет шестьдесят семь или шестьдесят восемь, не больше.
Она помолчала.
– Он устал, измучился; невмоготу больше терпеть.
– Можно ненадолго с ним увидеться?
Служанка снова отвела меня в комнату больного. Даймонд лежал в той же позе, только с закрытыми глазами. Видно было, что он, как сказала служанка, совсем «захирел» и едва дышал. Тем не менее выяснилось, что после полудня у капитана побывал врач и заверил, что тревожиться не о чем.
– Он знать не знает, что делается, – коротко добавила Белинда.
Старик пошевелился, открыл глаза и чуть погодя узнал меня.
– Я отправляюсь, как вы знаете, – сказал я, – за вашими деньгами. Не хотите ли еще что-то сказать?
Медленно, с мучительным усилием старик приподнялся и оперся на подушки, но мне показалось, что он меня не понимает.
– В тот самый дом, – пояснил я. – К вашей дочери.
Слабой рукой он потер себе лоб и наконец выказал признаки понимания.
– А, да, – пробормотал он. – Я вам доверяю. Сто тридцать три доллара. Старыми монетами – все старыми монетами. – И уже энергичней, с просветлевшим взглядом добавил: – Будьте очень почтительны… очень учтивы. Если нет… если нет… – И его голос снова замер.
– О, ну конечно. – Я несколько принужденно улыбнулся. – Но что будет, если нет?
– Если нет, я узнаю! – мрачно заключил он, закрыл глаза и снова опустился на подушки.