В пачке оказались все недостающие бумаги. Джейн со Стреймером поспешно разложили находку на столе и принялись жадно рассматривать. Там не было ничего особенно важного; ценность этих документов для долгой истории Линков и Крофтов едва ли была выше, чем их доля в общем объеме бумаг, хранившихся на чердаке. Однако же они заполнили пробел в семейной хронике, а также подтвердили предположение, что печальная красавица с портрета была супругой Перегрина Винсента Теобальда Линка, «в 1828 году скончавшегося в Алеппо от чумы», и этого открытия вполне хватило, чтобы обострить любопытство дилетантов, а также вытеснить из мыслей леди Джейн странный эпизод в голубой гостиной.
Вначале они со Стреймером молчали, методично изучая письма, каждый из своей кучи, но при просмотре одного из пожелтевших посланий у леди Джейн вырвался удивленный возглас:
– Как же странно! Опять мистер Джоунз… всегда и всюду он!
Стреймер поднял глаза от бумаг, которые сортировал.
– Тебе тоже попался? У меня кипа писем, направленных мистеру Джоунзу Перегрином Винсентом; последний, похоже, не вылезал из заграниц и вечно нуждался в деньгах. Карточные долги, надо полагать… ага, и женщины… история в целом неприглядная…
– Да? У меня письмо не к мистеру Джоунзу, но о нем. Слушай.
И леди Джейн начала читать:
– «Беллз, двадцатое февраля тысяча восемьсот двадцать шестого года… – (Это от А-Также-Его-Супруги к мужу.) – Мой дражайший господин, смиряясь, как, впрочем, и всегда, с ограничениями, налагаемыми моим злосчастным изъяном, лишившим меня удовольствия чаще пребывать в Вашем обществе, я, однако, теряюсь в догадках, какие мои провинности дали повод мистеру Джоунзу полностью лишить меня свободы, ссылаясь при этом на Ваше настоятельное приказание. Поверьте, милорд, если б со дня нашего бракосочетания Вы находили возможным проводить со мной больше времени, Вам стало бы ясно, что подобные меры излишни. Мне не дано, увы, счастья говорить с Вами и слышать голос, который в иных обстоятельствах я полюбила бы более всех прочих, однако, дражайший мой супруг, да будет Вам известно, что разум мой вполне здрав и, равно как и сердце, вечно жаждет Вашей близости и участия и что проводить день за днем, месяц за месяцем, без Вас, в огромном доме, общаясь только с избранными Вами слугами, – испытание незаслуженно суровое и участь поистине невыносимая. Я умоляла мистера Джоунза, который, видимо, пользуется неограниченным Вашим доверием, донести до Вас эти соображения, а также просьбу, которая будет последней, потому что в случае отказа я не стану ее повторять: дозвольте мне завести знакомство с немногими из Ваших друзей и соседей, среди которых, надеюсь, найдутся добрые души, готовые меня пожалеть и скрасить своим обществом существование, омраченное нашей нескончаемой разлукой…»
Леди Джейн сложила письмо.
– Глухонемая… Ох, бедняжка! Это объясняет ее вид…
– А это – ее брак, – подхватил Стреймер, разворачивая какой-то плотный пергамент. – Это брачный договор виконтессы Тудени. Как выясняется, она звалась мисс Порталло и была дочерью Обадии Порталло, эсквайра, из Перфлу-Касла, Кермартеншир, а также Бомбей-Хауса, Туикнем; акционера Ост-Индской компании, старшего партнера банкирского дома «Порталло и Прест» – и так далее, и так далее. И упомянутые здесь цифры складываются в сотни тысяч.
– Жуткая история, если сопоставить одно с другим. Все эти миллионы и… заточение в голубой гостиной. Полагаю, виконт нуждался в деньгах и боялся, что станет известно, каким постыдным способом он их приобрел… – Леди Джейн передернула плечами. – Представь: день за днем, зима за зимой, год за годом… без языка, без звуков, одна… под надзором мистера Джоунза. В каком, бишь, году они вступили в брак?
– В тысяча восемьсот семнадцатом.
– И всего лишь год спустя был написан портрет. И у нее уже застывший взгляд.
– Да, печально, – задумчиво произнес Стрейнер. – И все же самая загадочная фигура в этой истории – мистер Джоунз.
– Мистер Джоунз… да. Ее тюремщик. Не предок ли он нашего? Похоже, должности в Беллзе передавались по наследству.
– Хм… не знаю. – Голос Стреймера так странно изменился, что Джейн смерила его удивленным взглядом. – А если он и есть наш? – предположил Стреймер с чуднóй улыбкой.
– Наш? – Леди Джейн рассмеялась. – Как у тебя с арифметикой? Если бы мистер Джоунз, состоявший при леди Тудени, был до сих пор жив, ему шел бы…
– Я не говорил, что наш до сих пор жив.
– То есть… как это? – выдавила из себя леди Джейн.
Но Стреймер не отвечал, он смотрел мимо нее, на распахнувшуюся дверь, где возникла смертельно бледная, встрепанная Джорджиана. Речь ее, и прежде невнятная, теперь походила на мычание.
– О миледи… моя тетя… она не отзывается, – бормотала она вне себя от ужаса.
– Не отзывается? На что она должна отозваться? – вырвался у леди Джейн раздраженный возглас.
– На «вы живы или нет», миледи, – заплакала Джорджиана.
Леди Джейн продолжала мерить ее строгим взглядом.
– Что это за «живы»? Почему ей не быть живой?
– Потому что она так лежит… совсем как мертвая.