Мистические истории. Ребенок, которого увели фейри

– Да, я помню. Это неправда – но и не ложь. Могу лишь подтвердить, что мелодия мне знакома, не важно, слышал я ее раньше или нет. Вы сочтете меня сумасшедшим, – сбивчиво продолжил он, – но я так долго сомневался, существует ли она… и вдруг услышал ее в вашем исполнении. Вот отчего я был потрясен – я получил доказательство, что она существует! Смотрите, – сказал Уинтроп, вынимая из кармана блокнот. Он собрался было раскрыть его, но передумал и торопливо спросил: – Ноты у вас под рукой?

– Да, пожалуйста. – Графиня протянула ему свернутые в рулон старинные ноты.

Не заглянув в них, он начал листать свой блокнот.

– Смотрите, – через минуту сказал он, – вот здесь. – Он придвинул к нам открытый блокнот.

На листе среди множества набросков было несколько наскоро прочерченных линий с нотными знаками и словами «Sei Regina, io Pastor sono».

– Постойте, это же начало той самой арии! – удивилась графиня. – Где вы это взяли?

Мы сличили ноты в его блокноте с нотами в рукописи: за вычетом ключа и тональности, все совпало.

Сидя напротив, Уинтроп выжидательно смотрел на нас. Наконец он не выдержал:

– Согласитесь, ноты одни и те же. И заметьте, карандашная запись в блокноте сделана в июле прошлого года, через девяносто лет после того, как высохли чернила вашей нотной рукописи. Клянусь вам, я понятия не имел о ее существовании, когда записал эти ноты. До вчерашнего вечера я ни за что не поверил бы, что она существует!

– В таком случае, – обронил кто-то из присутствующих, – остается предположить одно из двух: либо вы сами сочинили эту мелодию, не подозревая о том, что кто-то опередил вас на девяносто лет, либо вы где-то слышали ее. Других объяснений я не вижу.

– Хороши объяснения! – презрительно фыркнул Уинтроп. – Как вы не понимаете, что в этом вся загвоздка! Разумеется, я либо сам сочинил, либо услышал, но какая из двух версий истинна?

Мы стушевались и притихли.

– Действительно, головоломка, – нарушила молчание графиня. – Думаю, нам нет смысла биться над ней, поскольку единственный, кто может дать объяснение, – это мистер Уинтроп. Мы ничего не понимаем и не можем понять, тогда как он может и должен все объяснить. Не знаю, какая причина мешает вам раскрыть тайну, а если причины нет, то извольте нас просветить.

– Причины нет, – ответил он, – разве только опасение, что вы объявите меня безумцем. История настолько фантасмагорична… вы не поверите… а между тем…

– Так бы сразу и сказали! – оживилась графиня. – Что за история? Вы нам ее поведаете?

Уинтроп замялся, пожал плечами, переложил с места на место ножи для разрезания бумаги, потеребил книги на столе.

– Будь по-вашему, – наконец решился он. – Коли вам так хочется знать… пожалуй… расскажу. Только потом не говорите, что я сошел с ума. Факт существования нотной рукописи неоспорим, и если это единственный экземпляр, тогда мое приключение – не плод больной фантазии.

Опасаясь, что Уинтроп может увязнуть в бесконечных предисловиях и оговорках и до самой истории дело так и не дойдет, мы потребовали от него немедленно перейти к рассказу, и только тогда он, устроившись со своим блокнотом так, чтобы голова его все время оставалась в тени абажура, приступил к повествованию, сперва вяло, словно бы нехотя, с остановками и перебивками, потом все больше увлекаясь, наращивая темп и драматизм и упиваясь подробностями.

II