Мистические культы Средневековья и Ренессанса

Но это не так. Зальцбургский собор в 1272 году предложил объединить Храм (Орден тамплиеров) с Госпиталем (Орденом госпитальеров). Со следующего года Григорий X и Николай IV в 1289 году трудились над этим замыслом с признанной целью реформирования сразу двух орденов. Великий магистр Храма отверг с высокомерием это начинание[939]. Итак, глаза Римской курии продолжительное время взирали на провинности, а равно публичные и частные нестроения рыцарей. Неожиданным явилось то, что не предпринималось никаких преследований; сами Тамплиеры надменно ходатайствовали о расследовании[940], хорошо чувствуя, что долгое время не смогут оставаться под угрозой обвинявших их слухов. Несомненно, они надеялись, что таковое будет благоприятным и пройдет в их пользу: они возомнили себя слишком сильными, чтобы стать серьезно преследуемыми. Вся неожиданность заключалась в самочинной мере, благодаря которой Филипп Красивый наложил руку на их сановников и на их богатства.

Он много упрекался за использование потаенных путей для усыпления их бдительности. 12 октября великий магистр держал покров на гроб на погребении золовки короля: на следующий день он уже пребывал в узилище вместе со ста сороками Тамплиеров. Забывают, что без хитрых предосторожностей, недостойных, несомненно, правосудия, но продиктованных обстоятельствами, рыцари оказали бы сопротивление вооруженной рукой, как они сделали в Арагоне, где король должен был пойти на переговоры с ними. На самом деле король Франции и Суверенный Понтифик, упраздняя Тамплиеров, следовали политическим необходимостям высшего порядка. Уничтожение ордена Храма это только эпизод большой борьбы против таковых же религиозных ассоциаций, равно угрожавших королевской и папской власти. Без ослабления этих сильных монашеских республик государство, французское единство никогда бы не победило: папство само оказалось низведенным к жертвенной роли, как бесполезной, так и безмерной. Чтобы избежать этой участи, оно разрушило или смирило много других орденов, ставших препятствием, и, как справедливо отмечалось, в XIV-м столетии оно сожгло гораздо больше Францисканцев, нежели Тамплиеров[941].

Впрочем, мы не должны никак дискутировать о движущих причинах, руководивших двумя великими противниками ордена Храма. Высший интерес общества и цивилизации здесь отодвинут в тень и на задний план вторичных вопросов, относящихся к ведению обиды и алчности. Нам достаточно увидеть, что даже за пределом преступлений, разоблаченных предварительным следствием, очевидными, оглашенными и достоверными фактами, против ордена Храма возникли уже прежде всех его преследований сильные подозрения в религиозной недисциплинированности, неисполнении установленных орденских правил, безразличии к христианской вере и даже в ереси.

Безусловно, король Франции не имел права судить рыцарей; согласно юриспруденции времени это прерогатива принадлежала только церковным трибуналам: он мог лишь отменить или ограничить их привилегии и потребовать у иерархии упразднить орден или присоединить его к другой ассоциации[942]. Но нельзя забывать, что если великий инквизитор Парижа на следствии 1307 года показал себя неправедным и жестоким, и если надзиравшие за процессом и стимулировавшие его мировые судьи подвергли тамплиеров чудовищным истязаниям, пускай и разрешенным правительственными законами, то это вовсе не исходило от папских комиссаров, имевших миссию исполнения следственных действий против ордена в целом, но никак не против его членов по отдельности[943].

Истязания и пытки, о чем обвиняемые принесли жалобу в комиссию, являлись либо предшествующими ее созыву, либо были фактом провинциальных соборов, действовавших одновременно с ней, но никак не в том же духе и не с той же целью. Сама свобода, негодующая энергия, с которой несчастные узники жаловались об этих истязаниях, ясно доказывает, что они видели в ней прибежище, но не судью, заранее приобретенного в обвинении.