Мистические культы Средневековья и Ренессанса

Отсюда легко объясняется культ, каковой отдельные секты, для которых Сатана являлся Богом, переносили на кота, змею и жабу. Но из-за присутствия этих животных на различных религиозных памятниках заключают, как сделали это господин фон Гаммер и его ученики, что данные памятники являются произведением секты, о которой идет речь, благодаря чему извлекается вынужденное и ничего не разрешающее следствие. Еще менее мы имеем право приписывать эти скульптурные произведения ордену Храма, исходя из того, что он проповедовал гностические и офитические мнения под тем двойным предлогом, что эти произведения изображают животных, в поклонении которым обвинялись рыцари, и что эти животные являются гностическими атрибутами.

Об этом нельзя забывать: не только дуалистические секты Средневековья делают вышеупомянутых животных эмблемой и персонификацией Сатаны, но и представители христианского символизма. В данном пункте есть согласие между ересью и правоверием. Кот очень редко появляется в религиозных скульптурах. Когда художники желают показать Сатану в виде четвероногого животного, то обыкновенно используют форму собаки, предназначенную ими ему[1032]. На церквях Эрфурта и Вультендорфа, приводимых господином фон Гаммером в качестве гностических, мы находим фигуры собак, но там нет никаких котов. Церковь Шёнграбена, столь долго располагавшая безнадежностью для эрудитов, содержит барельеф, где изображена женщина, остановившая свои губы на лбу ребенка и сидящая на стуле, ножки которого завершаются головами котов. Но археологи видят в данном аксессуаре, впрочем, весьма вторичном только символ материнской бдительности, отказываясь в нем признавать гностическую эмблему.

Змея и жаба несравненно менее редкие, чем кот в религиозных скульптурах Средневековья. Церкви Монморийона, Муассака, Святого Илария в Мелле и Святого Якова в Регенсбурге располагают барельефами, где видны женщины, кормящие грудью рептилий. Самая знаменитая из уже упомянутых церквей – восьмиугольная церковь Монморийона, украшенная скульптурной группой, где фигурирует нагая женщина, держащая в руке жаб, которых кормит своей грудью; возле нее другая женщина, сжимающая своими пальцами огромных змей, обвивающихся вокруг ее бедер и сосущих ее свисающие груди. Господин фон Гаммер видел здесь офитические символы и, не колеблясь, приписывал эти скульптуры Тамплиеров – мнение, опровергаемое его оппонентом Райнуаром по косвенным основаниям. Сегодня известно, что восьмиугольник Монморийона составлял часть госпиталя, предназначенного для больных и убогих, и он был построен в 1107 году орденом госпитальеров по примеру госпиталя Святого Иоанна Иерусалимского по возвращении из Крестового похода, предпринятого Вильгельмом X, герцога Аквитанского и графа Пуату. Символ, в высшей степени, правоверный, который, находясь здесь, выражал собой только аллегорию наказания осужденных. В Средневековье являлось общепринятым мнением, что главная кара блудников в аду состояла в превращении их в пищу для ужасных рептилий. Значит, объясняется, почему на картинах и скульптурах, изображающих наказание развратников, эти животные почти всегда привязаны к груди или к естественным частям жертвы; свидетельство – изображение страшного суда из Кампо-Санто в Пизе, написанное Орканьей (Orcagna)[1033].

В отличие от восьмиугольника Монморийона и в противоположность мнению Райнуара таинственная церковь Шёнграбена, кажется, на самом деле построена Тамплиерами; однако, вероятно, символические барельефы ее полуротонды не заключают в себе гностического смысла, приписанного им господином фон Гаммером. По мнению заслуженного немецкого археолога господина Эйсцля (Eiszl), драма, разворачивающаяся на скульптурных картинах этой церкви, представляет собой тему падения человека, его последствия и посмертный суд[1034]. Если даже украшения полуротонды Шёнграбена исполнял художник ордена Храма, то он воспроизвел только вполне правоверный и христианский миф. Способ, посредством которого изображена эта тема, как в Шёнграбене, так и в Милане, впрочем, полностью не согласуется с гностическими идеями. Теология Валентина принимает, конечно, христианскую догму падения и искупления человека, но никак не учение о посмертном суде: ведь благодаря самому своему естеству, и отнюдь не в силу своих дел, пневматики уже спасены[1035].

Порядок идей привел нас теперь к рассмотрению церквей, приписываемых Тамплиерам и предполагаемых гностических изображений, там обозначенных. Дальше мы вернемся к воспоминаниям господина фон Гаммера и к другим артефактам, вменяемым ордену Храма, благодаря которым заключается о его принадлежности к гностическим верованиям.