– Гурджиев, – заметил Джи, – намеренно создавал в своем окружении напряженную ситуацию. Затевал такие ссоры между учениками, что многие уходили, проклиная его и весь Институт Гармонического Развития. А он лишь показывал ученикам их демонов. Но мало кто это осознавал – все разбегались, говоря, что Институт представляет собой сплошной кошмар. Наша Школа – школа сильных психологических шоков.
"Вот в этом я точно не сомневаюсь", – подумал я.
Я прилег отдохнуть и оказался в незнакомом городе, с улицами, на которых едва могли бы разъехаться два всадника. Я зашел вслед за прекрасной дамой в собор и вдруг оказался в огромном зале с одиноко горящей восковой свечой, возвышавшейся на золотом подсвечнике.
Незнакомка распахнула плащ, и ее алое шелковое платье коснулось лица. Она прижалась ко мне всем телом.
– Ты мог бы меня полюбить?
– Я уже люблю тебя, – затрепетал я.
– Я хочу раскрыть твое сердце, – улыбнулась она. – Но если возьмешь меня, то умрешь – попробуй побороть свою страсть.
– Не могу.
– Тогда убей себя, – холодно произнесла она и вложила в мою руку нож. Я вырвался и побежал, но на другом конце зала опять увидел ее. Прекрасная леди, вызывающе закинув ногу на ногу, сидела в черном кресле. Ее талию охватывала прозрачная голубая шаль.
– Напрасно доверяешься женщинам, покорившим твое сердце, – усмехнулась она.
– Чего ты хочешь? – спросил я.
– Когда ты ощутишь дыхание смерти, твое сердце запылает от любви.
Я посмотрел в ее распахнутые глаза – и алая роза затрепетала в моей душе.
– Вставай, – произнесла Гиацинта, прикасаясь губами к моей щеке, – я приготовила превосходный ужин.
Я вышел на кухню: за столом сидел Джи, и перед ним дымился жареный цыпленок. Петрович разливал по бокалам красное вино и раскладывал по тарелкам картошку.
Через несколько дней "Кадарсис" уезжал на гастроли в Брянск.
– Я могу взять только Касьяна, – сказал Джи. – Так требует царек нашего карточного королевства.
– А я? – требовательно спросил Петрович.
– А твоя задача – работать над собой. Основные направления работы – Фея и Гиацинта.
Отношения с Феей должны углубляться все больше и больше. От простой светской благожелательности, от согласия распить бутылочку-другую нужно перейти к тому, чтобы Фея раскрыла перед тобой глубины тех горних миров, в которых она королева. Она лишь притворяется человеком.
Внешние обстоятельства очень просты: жизнь в Шкатулке, совместное ведение хозяйства, прогулки в магазин, на почту или за пивом. Глубина зависит от твоего уровня бытия. Ты можешь стать ее учеником. Но для этого нужна твоя инициатива, которая может служить передаточным звеном между гением Феи и внешним миром.
Что же касается госпожи Гиацинты, то это вполне сложившаяся гранд-дама высокого ранга. Она прошла невероятно трудную школу таких сущностей, которые бродят уже в преддверии потустороннего, – Адмирала и Али. У Гиацинты ты можешь учиться ведению хозяйства, а также искусству рассказчика и писателя. Причем очень важно, чтобы Гиацинта поделилась с тобой воспоминаниями о прошлом, о людях, которых ты уже почти всех знаешь. Тогда их можно увидеть с совершенно другой, сущностной стороны.
– Смотри, Петрович, – покосился я, – не переусердствуй в обучении у Гиацинты, а то секир-башка…
– В этом видна вся твоя мизерабельность, – усмехнулась Гиацинта, подозрительно нежно глядя в глаза Петровичу.
Утром джаз-банд прибыл в неприветливый Брянск. Пронизывающий ветер задувал снежную крупу в рукава и за воротник пальто. Нас встретил синий филармонический автобус и отвез в гостиницу. Время тянулось однообразно и скучно: я не мог войти в поле Джи и вертелся на периферии своего сэлфа. О чем бы я ни начинал думать, мои ревнивые мысли сходились к одной ужасной точке: "Гиацинта осталась с Петровичем".
– Да что это с тобой? – спросил Джи после концерта. – Может, у тебя температура?
– Хуже – у меня ревность, – честно ответил я.
– На тебе лица нет – ты словно черная туча в предвестии грозы. Пойдем, погуляем.
Я молча оделся и заспешил за Джи. Мы шли по обледенелой дороге и через полчаса оказались на огромном озере, скованном льдом.
– Я прихожу в бешенство, – наконец заговорил я, – когда представляю себе, как Петрович закручивает любовную игру с госпожой Гиацинтой.
– Опять впал в состояние жалеющего себя Грушницкого, – покачал головой Джи. – Не можешь дотянуть до уровня благородного Печорина.
– Да мне легче бросить любимую Гиацинту, чем постоянно ее ревновать! – страстно выпалил я. – Или – уничтожить Петровича. Он этого заслуживает!
– Перед тобой есть выбор, – сурово произнес Джи, – пойти вверх, к рыцарству, или вниз, в вайшьи с быстрой мирской карьерой. По отношению к Гиацинте ты хочешь поступить подло. Ее душа тянется к тебе и стремится к свету, а ты собираешься бросить се из-за каких-то эгоистических претензий. Пусть она изменит тебе хоть со всеми мужчинами города, но в душе останется верна – ты должен всегда ей помогать, ибо она в себе сочетает твоего друга и учителя – с любимой и ученицей.