Если ты ее бросишь, ее подхватит жизненный хаос, и она пропадет. Это будет низко по отношению к ней. Ревность на самом деле является космическим Стражем Порога. Если ты одолеешь его в борьбе, он превратится в услужливого привратника, открывающего врата Посвящения.
– Я понимаю, что в Школе, – ответил я, – женщина не должна рассматриваться как сексуальный объект. Она может быть близким другом и соратником на духовном Пути. Но я не могу преодолеть эротического желания и выйти на дружеский уровень общения! Одна мысль, что Гиацинта изменяет с одним из моих друзей, сводит с ума.
– Ты забыл, что находишься в Школе для обучения, – произнес Джи. – Личные страсти полностью захлестнули твое воображение. Гурджиев бы мгновенно выгнал тебя за такую неконтролируемую ревность…
Два часа Джи выгуливал меня зеленому льду озера, пока мои черти не успокоились.
– Теперь можно тебя отвести в гостиницу, – сказал Джи и подставил ладонь большой снежинке, падающей с неба.
На следующее утро я проснулся от осторожного стука в дверь. Быстро вскочив, я открыл ее – на пороге стоял напуганный Петрович.
"Если бы интрижка удалась, – торжествуя, подумал я, – он приехал бы надутый как индюк".
– Заходи, Петруша, – улыбнулся Джи, – присаживайся, приготовь чайку, да расскажи о своих приключениях.
И Петрович, сбросив сумку на пол, начал свой рассказ.
– Как только вы уехали, я купил несколько бутылок вина. Мы сели с Феей на кухне, я разлил вино по бокалам и сказал:
– О Фея! Не могли бы вы мне поведать какую-нибудь историю про тонкий план?
– Зачем тебе тонкий план? Ты в этом еще не обжился.
– Я хочу добраться до небожителей.
– Я тебе лучше про этот мир расскажу, – Фея отпила вина и, чему-то улыбаясь, закурила. – У меня был знакомый заяц с завязанными ушами по прозвищу Пень-Дурень. Он тоже всегда просил: "Фея, помоги мне попасть на небеса". – "Не торопись, – отвечала я, – ты и без моей помощи однажды там окажешься".
Я проглотил колкий намек и вновь наполнил опустевшие бокалы.
– А другой мой знакомый, окончив школу, поступил в институт, – продолжала Фея. – Вернее, так он говорил родителям. Каждый день рано утром он уходил, вечером возвращался, и пять лет они ничего не подозревали. А он все это время посвятил медитациям. Не знаю, понимаешь ли ты меня, но нет мертвых душ – в каждом человеке живет или хотя бы теплится болезненное стремление к звездам, которое ничем не заглушить.
– Я слышал, что в юности вы много бедствовали, – сказал я.
Фея снисходительно улыбнулась.
– В пятнадцать лет во мне стала просыпаться память моих прежних инкарнаций в Древнем Египте. Черты лица стали меняться, и все в художественном училище восхищались: "Как ты похожа на египтянку!"
Чтобы уйти от родителей, я вышла замуж за одного прикольного парня. Он умел вниз головой спускаться по перилам лестницы или висеть на одной руке на высоте десятого этажа и прекрасно танцевал рок-н-ролл в коридорах училища. Мало кто умеет по-настоящему танцевать рок-н-ролл, потому что если сцепка рук разорвется, партнерша может улететь на другой конец зала. А на наш танец собиралась посмотреть целая толпа. Директор училища просил: "Пожалуйста, не танцуйте здесь", – а сам смотрел и не мог оторваться. Но это неважно.
Потом меня отчислили из училища по просьбе родителей, которые хотели меня перевоспитать, и послали на военный завод сверлить дырки в пулях. Когда заметили, что дырки кривые, поручили писать лозунги. Я писала призывы партии на огромном рулоне бумаге целый месяц, а когда закончила, подошел начальник и обомлел: "Да твоими лозунгами можно весь цех обвернуть три раза!" – и выдал мне премию.
Поскольку родители заставляли меня вставать в шесть утра и идти на завод, я сбежала жить к своему приятелю, который вел себя как истинный рыцарь и спал в углу на раскладушке.
Каждую ночь я попадала в сновидение и отправлялась странствовать по потусторонним мирам, нередко попадая в высшие области. Наш мир мне был совершенно чужд, и я никак не могла к нему привыкнуть.
Мой рыцарь будил меня утром, помогал одеться, ибо частично я находилась в сновидении и мало что осознавала. Потом он обувал меня в здоровенные сапоги, которые стоили три рубля, одевал в пальто, ставил у открытой двери и направлял к автобусу. А сам смотрел в окошко, как я шлепала по двору в своих "прохорях". На заводе я ухитрялась ничего не делать и спала в каком-нибудь закутке. После работы шли за вином, и поэтому домой я возвращалась в два часа ночи. Работа на заводе опустила мои сновидения из высших миров в мрачные потусторонние пространства, от которых я приходила в ужас. Так продолжалось полгода.
Это история о синем берете, – допив вино, сказала она, – но не спрашивай меня, при чем здесь синий берет, мне так хочется.
Я снова разлил вино по бокалам и снова попросил:
– Расскажите, пожалуйста, о тонких мирах.
Фея пригубила вина и, улыбнувшись, начала: